Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

Автоматическая гидрологическая станция имела форму обтекаемой капли, закрепленной на якорном тросе. Длина троса саморегулировалась станцией в зависимости от высоты воды и скорости течения. По длине троса велся отсчет уровня с поправкой на скорость течения и угол наклона троса. К суженной хвостовой части станции крепился ростровый расходомер, представляющий собой две длинные пластины, сходящиеся по течению до узкой щели. По перепаду давления от расширенной части расходомера к узкой можно было судить и о расходе воды и о скорости течения. Для частных определений скорости течения на различной глубине по обе стороны расходомера были закреплены вертушки...

Ухватившись за якорный трос, Байдарин повернул голову к механической системе станции и сразу заметил постороннее тело в суживающейся щели расходомера. Закрепив карабин страховочного каната за трос, Сергей приблизился по течению к расходомеру вплотную и, упершись одной рукой в раструб пластин, другой захватил застрявшую каким-то чудом рыбину. Рыба была какая-то бугристая и колючая, и Байдарин еще раз пожалел, что не одел перчатки. Осторожно расшатывая ее, он наконец придал ей горизонтальное положение и потянул на себя. В ту же секунду рыбина трепыхнулась, и нестерпимая боль разлилась по правой руке... Замычав, он выхватил левой рукой дезинтегратор и, увидев силуэт спасенной им рыбы в стороне от якорной цепи, мстительно нажал гашетку. Боль разливалась по предплечью, захватывая все новые участки тела. Байдарин выхватил ампулу с противоядием и, воткнув в безжизненно повисшую правую руку, выдавил полторы дозы... Перед глазами пошли красные круги, замелькали черные мухи, и наступил полный мрак. Очнулся Сергей на середине реки: раздутый костюм выбросил его на поверхность, и течение понесло прочь от станции. Едва он пошевелился, как острая боль снова пронизала тело. Все же Байдарин заметил, что унесло его от станции всего метров на триста, значит, потеря сознания была кратковременной. По правой руке забегали мурашки. Он пошевелил пальцами: боль отступала, таяла... Еще через несколько минут, превозмогая боль, он начал отгребать к берегу и увидел плывущую за ним злополучную рыбу. Плавным движением он извлек тонкую метапластовую сумку и, раскрыв ее, выловил рыбу. Выбравшись на берег, он заметил волочащийся за ним страховочный канат с раскрытым карабином и болтающийся на шнуре дезинтегратор. Приведя себя в порядок, он посмотрел на опухшую правую руку. На месте сочленения большого и указательного пальца виднелся характерный трехлучевый разрез. Байдарин вытряхнул из сумки рыбу. Она была плоской, около полуметра длиной. Плавники заканчивались тонкими треугольными шипами; голова покрыта буграми с наросшими водорослями, на конце хвоста располагался трехгранный шип.

Сергей нажал сигнал общей связи.

— Внимание! Всем. Говорит Байдарин. Прошу включить видеосвязь.

Сделав паузу, чтобы все могли принять сообщение, он продолжал.

— В реке обнаружен новый вид рыбы. Посмотрите ее внешний вид. Судя по форме, ведет придонный образ жизни, но поднимается и в верхние слои. Очень ядовита, возможно, смертельно. Полторы дозы сыворотки снимают ощущение невыносимой боли через двадцать-тридцать минут. Ранит хвостовым шипом, подобно земным скатам. Посмотрите форму ранки.

Байдарин поднес правую руку к теледатчику, чтобы все имели возможность хорошо ее рассмотреть и запомнить.— Предлагаю назвать скорпеной. Образец будет передан на изучение токсикологу Брагинской.

— Жанна! Без меня не трогай! Я сейчас же вылетаю!— крикнула Волынцева, пользуясь общей связью.

— Хорошо, Марина, подожду,— ответила Брагинская. Внимание! Байдарину срочно выехать на обследование. Кантемиру прибыть совместно с Волынцевой. У тебя все, Сережа?

— Да.

— Общую связь прекращаю.

Байдарин лежал на кровати в своей бывшей каюте и злился. Врач Игорь Кантемир не спеша манипулировал приборами и посмеивался.

— Ничего, ничего, Сереженька! Время от времени надо и полежать. Излишнее движение так же вредно, как и излишняя неподвижность. Сейчас мы еще возьмем кровь на анализ, и я оставлю тебя в покое.

— Да, здоров я, как бык! Ты понимаешь, Игорь, здоров! Двое суток валяюсь, как лежебока! Тошно!

— Конечно, здоров. Антитела и сыворотка свое дело сделали, но надо проследить, не возникнет ли генетических последствий. Любопытен этот процесс и с точки зрения иммуннологии... Потерпи, дружок, для науки.

— Нашли подопытного кролика. Берите яд скорпены и изучайте на здоровье. Вон у Марины крыс избыток. Чем не подопытный материал?

— С крысами мы разберемся потом, не говоря о том, что я все-таки врач, а не крысиный доктор.

— Объясни тогда, почему я должен лежать?

Кантемир взял пробу крови, запечатал ее в пробирке и, продезинфицировав руку, поднялся.

— Объяснить я тебе могу при одном непременном условии: ты дашь слово, что пролежишь в постели до контрольного срока, т. е. еще сутки.

— Хорошо. Согласен.

— Давно бы так! — обрадовался Игорь и присел на краешек постели.— Понимаешь, Сереженька, при неподвижном положении процессы в организме замедляются, и это дает возможность более детально зафиксировать их развитие. Разобравшись в них и в особенности в их последствиях, мы уже потом не наугад, а по определенной программе будем лечить больных, и может быть, даже будем рекомендовать движение. Понятно?

— Значит, я лежу для науки?

— Конечно. Твое состояние здоровья не вызывает у нас сомнений.

— Тогда я сейчас же уеду!

— Ну, ну, Сереженька! Не надо проявлять эгоистические наклонности, и к тому же ты дал слово!

Сергей улыбнулся.

— Ладно, пользуйтесь моей слабостью. Но еще сутки и ни секундой больше!

Кантемир ушел. Ия передвинула кресло к изголовью Сергея и взяла его за руку.

— Ну что, Сереженька, может, посмотрим стерео?

— Надоело. Посиди просто рядом. Давно у нас не было свободного времени, чтобы так вот как сейчас...

— А ты знаешь, я за тебя испугалась не тогда, когда ты вышел на общую связь, а когда Жанна потребовала тебя на обследование. Странно, правда?

— Почему? Вполне естественно. Сама эта мера, хотя и необходима, но настораживает, как бы возвращает к опасности... В общем, я не психолог...

— Ты у меня умница.

Ия наклонилась и поцеловала Сергея в уголок глаза. Он хотел обнять ее, но она быстро выпрямилась.

— Тихо! Никаких движений. Для науки!

Глаза ее смеялись, но лицо сохраняло неподвижность, только губы чуть тронула легкая улыбка.

— Люблю я тебя, Ия! И за что? До сих пор не знаю. Ты всегда какая-то неодинаковая: то ласковая, то ускользающая, и я никогда не уверен в тебе так, как в себе.

— Ну, ну. Хватит философии. Давай все-таки посмотрим что-нибудь.