Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

— Ты сказал ему про льва?

— Нет еще. Всему свое время!

— Масака, скажи ему сейчас же!

— Э-э! Как скажешь, бвана! Постараюсь!

Масака колебался. Затем, приняв внушительную позу, он произнес длинную речь, длившуюся полчаса. Мне удалось уловить два важных слова: «арем» — копье и «олгатуни» — лев. Реакция воинов удручила меня: они разразились хохотом. Один из них, высокого роста, со страшным шрамом на животе, сделал короткое, но, видимо, едкое замечание, и смех вспыхнул с новой силой.

Я начал сердиться:

— Кто этот человек? Что он сказал?

— Его зовут Коноко. Он сказал, что тебе лучше зарядить ружье. Только так белый человек может убить льва. Другие воины уважают его. Он единственный в этой маньяте мэран, который встречался со львом и победил.

Я подошел к воину со шрамом и пристально посмотрел ему в глаза.

— Скажи ему, Масака, — сказал я, — что у меня нет ружья. Я выйду против льва один на один, как это делаете вы, с копьем и мечом.

Масака переводил, и все воины молча смотрели на меня. Затем Коноко произнес нараспев несколько слов.

— Он говорит, что ты молод и силен, бвана, но ты не масай. Он не думает, что ты можешь победить. Но он может проверить это и даже готов потренировать тебя.

— Аше! (Спасибо!) — сказал я, механически протянув ему руку. К моему удивлению, Коноко энергично пожал ее.

В последующие три недели Коноко и я сблизились и стали почти как братья, хотя общались при посредничестве Масаки. Мой основной интерес был, естественно, сосредоточен на копье с гибким пятнадцатисантиметровым наконечником, надетым на двухметровое древко, окованное снизу железом. Это было тяжелое, но хорошо сбалансированное по весу оружие, которое, как влитое, лежало у меня в руке. Даря мне его, Коноко произнес вдохновенную речь:

— Я никогда не встречал человека ростом с мое копье. Я буду звать тебя Арем (копье).

Я был польщен, и в течение последующих трех недель интенсивных тренировок сделал все возможное, чтобы оправдать данное мне имя. Мне пришлось метнуть тяжелый снаряд более двух тысяч раз, в то время как в руке я держал десятикилограммовый щит. Мишенью служил шест высотой 180 см и толщиной 10 см. На его конец Коноко привязал пучок травы… Хорошим броском считался только тот, когда копье проходило через пучок травы, выступающей на 15 см с каждой стороны шеста. Это было трудным делом, так как цель все время двигалась на меня, подобно наступающему льву. Наш метод тренировки был прост. Коноко стоял на некотором расстоянии от меня с шестом в руках. Он выпускал его так, чтобы он падал вперед, а сам отскакивал в сторону. Я же метал копье в травяную мишень. Первые четыре попытки закончились неудачно. Я промахнулся. В последующие несколько попыток мне удалось задеть краешек мишени. Затем я несколько исправился, попав прямо в шест и погнув наконечник. И только где-то с двадцатой попытки мне удалось сделать безукоризненный бросок: копье пролетело через пучок травы, означавший львиное сердце — «ол-тау». Это достижение мне удалось повторить лишь десять раз в последующие сто бросков, которые я сделал в тот день.

Спустя две недели я достиг довольно высокой точности — девять попаданий из десяти. Я почти догнал своего учителя, который превосходил меня на более дальней дистанции.

— Я владею копьем, как масайский воин, — сказал я Масаке. — Скажи Коноко, что я готов к схватке со львом.

Коноко внимательно смотрел на меня, пока Масака переводил. — Арем, около маньяты замечены две группы львов. Один из воинов видел их сегодня утром. Мы все с нетерпением ждем охоты. Если ты уверен, что готов принять в ней участие, то не будем тратить время попусту. Может быть, нам повезет.

Утром масаи едва сдерживали волнение. Коноко, который собирался возглавить отряд охотников, надел в мою честь головной убор — «оловуару», сделанный из гривы убитого льва. Его примеру последовали еще трое воинов, получивших львиную гриву за первый точный бросок копья во время охоты. Остальные воины надели украшения из страусовых перьев. Всех удивил поступок Масаки, который вызвался сопровождать охотников, несмотря на свой статус старейшины. После короткого совещания он был принят в наш отряд и не скрывал своего счастья. Когда все подготовились, мы построились в колонну по одному и покинули маньяту. Во главе отряда шел Коноко, за ним я, потом Масака, далее маршировали семнадцать воинов-мэранов. Шли в течение четырех часов, минуя стада зебр, антилоп гну, газелей Томсона, пока нам не удалось обнаружить в колючем кустарнике львов. Как только мы заметили их, то сразу рассыпались цепью, применив обычную тактику масаев. Однако, когда мы приблизились к ним на 60 —100 м, они отступили. Было странно видеть, как львы убегают от людей. Очевидно, они понимали, чем им грозит такая встреча. Мы потратили несколько часов, пытаясь загнать львов в круг воинов со щитами. В конце дня мы были вынуждены прекратить преследование и принялись за сооружение временного лагеря. После целого дня погони за упрямыми львами наравне с масаями я ужасно устал и проголодался. Я жадно проглотил масайский ужин. Приобщаясь к масайскому образу жизни, я потерял около десяти килограммов веса. Однако я был в отличной физической форме и в превосходном настроении. В ту ночь никто из нас не спал более двух часов. Было очень холодно. Костер не согревал. Все думали о продолжении погони. В половине шестого Коноко послал два отряда на разведку. Два часа спустя воины вернулись. Они обнаружили еще одну группу львов.

Когда возвратился второй отряд, мы отправились беглым шагом в погоню. Через час мы обнаружили львиное логово, и Коноко отправил десять воинов выгонять львов из зарослей колючего кустарника. Остальные преграждали животным возможный путь отхода. Как только загонщики начали шуметь и бить палками по кустам, львы выскочили из убежища. Двум из них удалось прорваться через кольцо окружения, третий оказался в центре цепи воинов, стоявших с поднятыми щитами. Это было молодое животное, нервно поводившее головой из стороны в сторону. Коноко показал копьем на льва и дал команду:

— Тара! (Убей его!)

Я махнул щитом в сторону нашего пленника и указал собственным копьем в сторону взрослого самца, который остановился метрах в тридцати от нас. Это был красавец весом по крайней мере в 200 кг.

— Киток! (Большого!) — ответил я.

Коноко сердито посмотрел на меня. Тем не менее он отменил приказ, и круг воинов вновь перестроился в две линии. Молодой лев Убегал в глубь саванны, а мы начали преследование взрослого самца. Мы гнались за ним почти час, пока загнанное до изнеможения животное не остановилось передохнуть в тени дерева. Мы окружили его. Поняв, что попал в ловушку, лев вскочил и яростно зарычал, готовый броситься на кольцо воинов. Девятнадцать мэранов ответили ему криком, похожим на боевой клич индейцев апачей. Лев попятился в испуге, медленно поводя головой из стороны в сторону, высматривая место для прорыва из кольца воинов, которое быстро сужалось. Девятнадцать охотников на расстоянии метра друг от друга отгородили в центре арену диаметром десять с половиной метров. Я знал, что в любой ее точке лев может настигнуть меня в два прыжка. Я не отводил от него глаз, пока вытирал струившийся по лицу пот и промокал земляной пудрой, точно тальком, взмокшие ладони. Затем с копьем и щитом я ринулся в круг.