Герман Малиничев - На суше и на море, 1989 [антология]

Далеко, за десятки километров, на противоположном борту гигантского ледяного потока темнели скалы уступа Моусона, горной цепи, названной в честь известного австралийского полярника.

Многие названия на карте шестого континента — дань уважения ее первоисследователям. Дуглас Моусон начинал в Антарктиде вместе со знаменитым Робертом Скоттом. Но пережил его почти на полвека. В 1958 году мне, тогда участнику 3-й Антарктической экспедиции, посчастливилось увидеть его в австралийском порту Аделаида. Невзирая на болезнь и преклонный возраст, он пришел встретить дизель-электроход «Обь». Видно, и под старость находился он в плену «белого магнита», как часто называют Антарктиду. У меня сохранилась фотография старого полярника: худой, высокий, он внимательно глядит на наше судно, которое пришло оттуда, и словно прощается с уже навсегда недоступным для него континентом. Вскоре, еще на пути домой, догнало нас известие о его смерти. Дуглас Моусон был из славной когорты тех, кто прокладывал первые маршруты по белому континенту. Мне повезло, что в свои тогдашние 23 года я увидел его и запомнил. Ведь именно в это время, до тридцати, особенно важно встречать побольше настоящих людей. И может быть, именно эта случайная встреча была той каплей, благодаря которой я оказался пленником белого континента.

Сейчас, более четверти века спустя, уступ Моусона на горизонте напомнил мне встречу с этим «последним из могикан». Ожили в памяти страницы его книги «В стране пурги», где он правдиво рассказал об Антарктиде, которую знал и любил и не смог забыть до самой смерти.

Новые поколения антарктических исследователей пришли в Антарктиду. Сейчас Антарктида уже не такая, как во времена Моусона. На смену собачьим упряжкам пришли мощные вездеходы, появились надежные средства связи, авиация, информация со спутников… Да и не только в технике дело. Многое в мире изменилось. Как говорят, «другие времена — другие нравы». Но прав и прозорлив был Моусон, не сомневавшийся даже в те дальние годы в возможности освоения Антарктиды, размышлявший уже тогда о роли «Юга в прогрессе цивилизации, в развитии искусств и наук»… Эти мысли, внезапно нахлынувшие на меня, не отняли времени, не отвлекли от работы, они текли как бы сами собой, были дальним, вторым планом того, что происходило в данную минуту.

Я осматривал заваленный обломками склон горы Мередит. Каменные волны, рельефно выделяющиеся у подножия, по мере подъема расплывались. Если внизу подо мной поверхность выглядела как смятое в складки одеяло, то выше того места, где я находился, склон был довольно ровным. Причина этого была понятна. Следы ледниковых вторжений у подножия были сравнительно недавними и хорошо сохранились. Зато выше по склону, откуда ледник ушел гораздо раньше, всесильное время потрудилось на славу.

Тем, кто работал в районах горного оледенения, не сразу понятно то, что приходится наблюдать в Антарктиде. К примеру, на Кавказе современное оледенение находится наверху и при своем увеличении спускается вниз по долине. В Антарктиде же, в горах, возвышающихся над поверхностью ледникового покрова, наоборот: подножия массивов заполнены льдом, и при росте оледенения лед наступает на горы снизу вверх. Я стоял в средней части склона, ниже, у кромки льда, лежали сравнительно молодые морены, выше, подбираясь к темным склонам у самых вершин, — древние. Создавалось впечатление, что гигантская волна оледенения, существовавшего здесь в прошлом, едва-едва не поглотила под собой весь горный массив. Я загорелся желанием спланировать маршрут так, чтобы убить сразу всех зайцев, пересечь склон поперек. В первый же день увидеть весь срез ледниковой истории района. Это было бы отлично! Начать решил сверху, с самой вершины или хотя бы с той части склона, которого достигали древние ледники в пору своего апогея. Одолею ли подъем к вершине? Сейчас, в начале маршрута, сил в избытке. Потому и решил я начать сверху.

Еще раз внимательно оглядев склон, сориентировался по аэрофотоснимку. Снял отсчет с барометра-анероида. Громоздкую коробку этого архаичного устройства я таскал в рюкзаке для определения высот, портативный альтиметр мне достать не удалось. Сделал запись в полевом дневнике. Наконец-то начался первый маршрут!

Подъем не сложен. Поверхность морены, по которой я шагал, была плотной. Местами крупные обломки словно сами собой собирались вдоль узких канавок — морозобойных трещин, образовывая в плане замкнутые фигуры, разнообразные многоугольники. Размеры отдельных ячей достигали порой десяти метров в поперечнике. Когда я поднялся на уступ, с которого открывался хороший обзор, представилось, будто гигантская сеть была наброшена на склон. Попеременное замерзание и оттаивание грунтов на поверхности, растрескивание их в результате колебаний температур, вымораживание каменных глыб — словом, сложная деятельность криогенных процессов, свойственная этим суровым местам, создала такую экзотическую картину.

Валуны, гальку, поскрипывающую под ногами, почти сплошь покрывала коричневая пленка, похожая на окалину. Это был так называемый «пустынный загар» — признак чрезвычайной сухости, резкой континентальности климата. По всему было видно: принесенные льдом обломки немало претерпели. Многие тысячелетия они подвергались действию мерзлотных процессов, физическому и химическому выветриванию. Каменистая поверхность жила и развивалась по законам, которые диктовало окружение. Очевидно, это была самая старая морена горы Мередит. Оставалось найти ее верхний край, тот предел, которого достигал тут в прошлом ледниковый покров.

Склон делался все круче и круче. Становилось ветренней и холодней. Морозобойные трещины почти повсюду были запорошены снегом, и оттого их «сеть» стала еще приметней. Встречающиеся на пути здоровые валуны не оставляли сомнений: везде здесь хозяйничал ледник. Долго еще продолжался монотонный подъем, и наконец валуны исчезли. Я вышел к подножию скалистых уступов, остановился, вынул из рюкзака анероид, аэрофотоснимки, карту. Над местом, откуда начинался маршрут, я поднялся на 350 метров, а над подножием находился на высоте около шестисот. Значит, примерно на такую величину великое оледенение прошлого было в этом месте мощнее современного! Не тороплюсь ли я с выводами? Сразу в первом маршруте хочу решить одну из главных проблем: установить масштабы колебаний ледникового покрова во времени. Не лучше ли пройти выше, посмотреть, что делается там? Смотрю на часы. Нет, если я сейчас попытаюсь достичь вершины, то не успею спуститься к подножию горы. А ведь оттуда снова подниматься на середину склона, где меня будет ждать вездеход. А время встречи — 19.00, и его изменить нельзя.