Герман Малиничев - На суше и на море, 1989 [антология]

Вот как бывает, когда гонишься за несколькими зайцами. «Нельзя объять необъятное», — это Козьма Прутков сказал. А у Будкина есть другое изречение про жадность, которая… сгубила. Это сейчас мне предостережение. Хорошо, что вовремя вспомнил.

Отбираю образцы скальных пород. Потом по мере спуска возьму пробы песка и гальки из древней морены. Лабораторные анализы дадут этому материалу объективную характеристику. А пока для себя, в полевом дневнике, я называю эти древние осадки мореной «какао». Окраска валунов напомнила мне незабываемый напиток детства… И вниз, вниз под горку к сияющим льдам ледника Ламберта.

Ниже уровня первой точки, как только котилась морена «какао», пошел такой хаос каменных глыб, что мне пришлось резко сбавить темп. Среди валунов здесь попадались крупные глыбы песчаников, совершенно отсутствующие в морене «какао». Цвет этой морены был серовато-бурый, и мне ничего уже не оставалось, как назвать эту морену мореной «кофе». Имея в виду, конечно, не настоящий черный кофе, а ту бурду, которую обычно предлагают в забегаловках.

Подножие склона в том месте, где я спускался, прикрывал длинный пологий снежник. Возможно, он скрывал от меня самую молодую морену горы Мередит, которая по цвету должна была быть еще более светлой, чем морена «кофе». Ведь материал, недавно вытаявший из льда, имеет обычно светло-серый, белесый оттенок.

Снежник привел меня на дно замерзшего озера, что лежало у подножия горы в котловине. Первые шаги по льду озера я делал с осторожностью, пока не понял, что опасаться решительно нечего — толщина льда была значительной. Мне предстояло пройти километра два вдоль подножия до приметной на аэрофотоснимке лощины и подняться по ней как раз к тому месту, где меня будет ждать вездеход.

Я иду, внимательно оглядывая склон, он в нижней части крут. Если и были тут молодые осадки, то они погребены под сползающим сверху материалом. Следы ледниковой деятельности могут быть завуалированы или стерты современными склоновыми процессами, даже здесь, в Антарктиде. Об этом тоже должно помнить палеогляциологу, чтобы не допустить ошибки.

Лощина, по которой мне предстоит подняться, забита снегом. Хорошо, что я в шипованных ботинках, но даже в них прямо в лоб склон не взять, приходится идти зигзагами. А откуда-то сверху уже доносится до меня гул вездехода.

Я прибавляю хода. Но не сразу это удается. Хотя и немного набрал я образцов в первом маршруте, «буксую» на крутом склоне. Пот заливает глаза. Отпущенное мне время истекло. Еще совсем немного, но эти последние сотни метров тянутся так медленно. Не рассчитал я маршрут, опаздываю, задерживаю ребят. Им-то от моих «открытий» ни холодно, ни жарко, особенно Будкину, которого интересует космическая геология. И все же, каковы первые итоги? Чтобы время не тянулось так томительно, я задумываюсь над этим. Вроде бы удалось уловить ход основных событий, разыгравшихся на склоне горы Мередит. Древний, самый мощный ледник оставил свои осадки — морену «какао» в шестидесяти метрах над современной поверхностью льда. Потом лед отступил и через какое-то время вновь нахлынул на склоны горы. Но этот «вал», отмеченный мореной «кофе», был уже не столь мощным. Где-то в самом низу, возможно, под присклоновым снежником, находятся скорей всего следы еще одного «всплеска» оледенения — самого недавнего. Хотя обнаружить их пока не удалось, я наблюдал именно три ступени разновозрастных морен на склонах расположенной поблизости горы Коллинза в своей прошлой экспедиции. Есть все основания предполагать, что на горе Мередит ледниковые события развивались сходным образом. Колебания материкового льда имеют, как правило, единый, общий характер, хотя размах их и меняется от места к месту.

Еще одна современная краевая морена находится на льду у подножия массива. Но до нее сегодня, слава богу, руки не дошли. Итак, складывается общая картина ледниковых событий: четыре их этапа. Есть данные и об изменениях мощности ледников, окаймлявших горный массив. Неплохо для первого маршрута, хотя радоваться особенно нечему. Мало установить ход ледниковых колебаний, важно определить, когда, сколько тысяч или миллионов лет назад произошло то или иное событие, иначе ход ледниковой истории можно сжимать или растягивать как гармошку…

Медленно даются мне последние метры подъема. Впереди, высоко надо мной, из-за валунов показываются три точки — маленькие человечки. «Ребята вышли навстречу», — думаю я, и это прибавляет мне бодрости. Но, прокричав что-то нечленораздельное, человечки исчезают. И снова я ползу один по склону. Вот появляется грузная фигура Михалыча — он спускается мне навстречу. Никто из молодых, даже Гриша, мой дружок по работе в горах Шеклтона, а Михалыч, ветеран Антарктиды, идет на выручку. Я, конечно, отказываюсь от помощи, сам донесу свои образцы, одолею подъем. Но, честно говоря, приятна забота товарища. Здесь, в Антарктиде, каждый жест внимания, равно как и неприязни, чрезвычайно остро воспринимается.

Ребята у вездехода корят меня за опоздание, но дают чаю — Иван на газовой горелке вскипятил. А я вместо того, чтобы спокойно, по-человечески перекусить, бегу к ближайшему холму — образцы последние взять, мне нужно замкнуть маршрут. Да и озеро тут небольшое образовалось, как раз по контакту морен «кофе» и «какао»: пробы воды обещал я привезти в Москву, гидрохимикам.

Мой научный энтузиазм только усиливает всеобщее недовольство. Будкин ворчит что-то, он вообще к моей программе относится скептически. Ребята выговаривают Михалычу: переработали они в маршруте больше восьми часов, налицо нарушение трудового законодательства.

Михалыч только в усы ухмыляется, мне ободряюще подмигивает, его такими разговорами не заведешь. Мне же грустно становится. Смотрю я на ребят, и кто-кто, мой Гриша, который раньше за двоих работал и никогда не жаловался, теперь по мелочам права качает, из-за каких-то пары лишних часов кипятится. А ведь знает прекрасно, что не нормированный у нас здесь день, что действовать в полевом лагере приходится по обстановке и все здесь решает начальник.

Через час мы уже в лагере. Вот и позади первый маршрут. Будкин раздражение свое проявляет, укладываясь спать, — ему валуны хуже горькой редьки, прямо плешь проели. Боится, что ночью, как кошмар, будут сниться. Чтобы поднять себе настроение, он рассказывает нам анекдот про двух милиционеров, которые собрались на день рождения к третьему, советуются, что ему подарить:

— Давай подарим книгу, — говорит один.

— Нет, — говорит другой, — у него уже есть…

Крепко, видно, досадила ему наша милиция.

Второй маршрут Михалыч спланировал на вершину, в дальнюю от лагеря южную часть массива Мередит. Сначала я не собирался туда, думал начать изучение близлежащих морен, но в последний момент передумал: другого случая попасть на вершину на вездеходе не будет. А ведь вершина, высоко вознесенная над окружающими льдами, — особый мир. Ледники внизу у подножия скребут, обдирают склоны, засыпают их грудами обломков, но даже самые высокие ледяные валы, очевидно, не достигали вершины. Значит, сквозь весь ледниковый период, а в Антарктиде он длится многие миллионы лет, вершины таких гор сохраняли свое господствующее положение, оставались скалистыми островками в океане льда. Впрочем, не все исследователи с этим согласны. Один из австралийских геологов, работавший в этих местах, утверждал, что оледенение перекрывало даже вершины. Для того чтобы это случилось, нужно, чтобы уровень ледникового покрова в долинах был по крайней мере на 800-1000 метров выше современного. Или чтобы сами горы в прошлом были не столь высокими.