Феликс Пальма - Карта хаоса

– Господи!.. – завопили Уэллсы в один голос.

Но когда агент Клейтон, летевший первым, оказался у края прорехи, она вдруг исчезла, словно ее никогда и не было. А вместе с ней исчез и ураганный ветер. Все четверо рухнули на пол, и сверху на них посыпался дождь из самых разных предметов. Писатель с женой перевели дух. Их друзья стали подниматься на ноги, постанывая и потирая ушибы. Они растерянно озирались, особенно Клейтон, которого, вероятно, именно удар при падении и привел в чувство.

– Что тут случилось? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Джейн повернулась к мужу с улыбкой заговорщицы и прошептала:

– А ты, Берти, тоже хочешь узнать, что тут случилось? Ты спас вселенную с помощью своего воображения.

Каждое утро сторож Музея естественной истории по имени Эрик, которому едва исполнилось восемнадцать, поднимался по главной лестнице и отпирал вход в помпезный портик, но при этом видел себя в мечтах Голдри Блазко  [48], одним из демонов-воинов, сражавшихся с Горисом XII, королем Ведьмоландии. Хитрого колдуна всегда сопровождала толпа негодяев чернокнижников, и каждый из них был воплощением зла. Эрик почти что наяву слышал звон шпаг и видел алую кровь, льющуюся на выгоревшую землю. Это были его любимые мечты с самого детства, с десяти лет, когда он начал зарисовывать в тетради подобные сцены и их героев. Но и сейчас фантазии такого рода скрашивали тоскливые часы, которые он отдавал службе в музее. Место сторожа он получил совсем недавно, и оно, разумеется, мало соответствовало тому, к чему он всегда стремился. Проходя по пустынным залам, зажигая свет и проверяя, все ли готово к появлению публики, он обычно развлекал себя мыслями о подвигах отважного и благородного Голдри в другом, и очень отличном от здешнего, мире. Он существовал только в воображении Эрика, и там поединки на шпагах, колдовство, а также интриги в духе Макиавелли были в порядке вещей. Странствия юноши по музею сопровождались металлическим перезвоном ключей на связке, висевшей у Эрика на поясе. Они открывали все музейные двери, кроме одной. Этот час, пожалуй, был единственным за весь день, когда сторож примирялся с самим собой, поскольку, с тех пор как Эрик вошел в сознательный возраст, он всегда считал, что в его жизни что-то пошло наперекосяк. Нередко ему казалось, будто собственная душа была не совсем его душой, а душой аристократа или гениального художника, но в любом случае душой человека, которому предназначалась великая судьба, и только из-за какой-то космической ошибки она вдохнула жизнь в его тело, обитавшее в убогом мире, где ему отвели самую скромную роль.

Однако утром 23 сентября юноша чувствовал себя слишком усталым, чтобы предаваться мечтам. Эрик то и дело зевал, пока поднимался по широкой музейной лестнице, хотя и не понимал, что с ним происходит. Он встал с постели в таком состоянии, будто всю ночь не смыкал глаз, хотя в то же время в голове у него мелькали, пытаясь всплыть на поверхность, смутные отрывки кошмарного сна… Во сне он долго куда-то в страхе бежал, но все ощущения были настолько реальными, что у него до сих пор гудели ноги. Эрик помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение. Хватит придумывать дурацкие истории, иначе он и вправду свихнется. В конце концов, какая от них польза? Он не стал писателем, о чем мечтал в детстве, или хотя бы образцовым чиновником Британской торговой палаты, или кем-нибудь еще в том же роде. Он стал обычным музейным сторожем и, скорее всего, на всю жизнь останется сторожем. Однако и за это должен благодарить судьбу, как учила его мать, когда он решался поделиться с ней своими мечтами: “Воображение – оно для богатых, Эрик, оно не поставит тебе на стол тарелку горячего супа”.

Сторож отыскал на связке нужный ключ, и как раз в тот миг, когда собирался вставить его в замочную скважину главной музейной двери, она с силой распахнулась, чуть не сбив Эрика с ног. Из музея вышел долговязый тип с лошадиным лицом.

– Вот… извольте видеть: вселенная спасена! – воскликнул он, сделав широкий жест. Затем обернулся к странной паре, шедшей за ним, и подмигнул им: – И только благодаря воображению!

Следом за мужчиной и женщиной, которые, к изумлению Эрика, были одеты так, словно их только что подняли с постели, из музея появилась небольшая и очень необычная группа. На их физиономиях тоже застыло изумление. Кроме пары, оторопело взиравшей на небеса, и джентльмена с лошадиным лицом, который победно поглядывал по сторонам, Эрик увидел двух мужчин мощного сложения – у одного была изящная белокурая бородка, у другого – огромные усы, и он казался невероятно похожим на знаменитого писателя Артура Конан Дойла. Оба тоже страшно радовались тому, что утреннее небо сияет голубизной, и беспрестанно хлопали друг друга по спине и смеялись как озорные мальчишки. Последними из полутемного холла вышли мрачный молодой человек, с ног до головы облаченный в черное, и толстяк, у которого вместо одного глаза была вставлена странная линза. Толстяк свирепо глянул на Эрика, когда тот, набравшись храбрости, решился подать голос:

– Э-э… Прощу прощения, господа, но… Нельзя ли узнать, что все вы делали внутри? В этот час там никого не должно быть, музей для публики еще закрыт. Боюсь, мне придется вызвать полицию…

Толстяк и мрачный молодой человек, который словно между делом прикручивал себе искусственную руку, обменялись легкими улыбками. Линза в глазу толстяка глухо зажужжала, как только он взглянул на сторожа. Эрик сделал шаг назад.

– Как тебя зовут, парень, и какую должность ты здесь занимаешь?

– Эрик Рюкер Эддисон, сэр, – пробормотал тот. – Я уже несколько дней работаю сторожем…

– А, теперь понятно, почему мы не встречались раньше. Но в любом случае ты наверняка уже слышал о хранителях Камеры чудес, правда ведь?

Оба мужчины чуть приоткрыли воротники своих рубашек, и Эрик увидел крошечные ключики с ангельскими крыльями, висевшие у них на груди.

– О… Это те самые ключи, что открывают?.. – спросил он шепотом. Полицейские кивнули. – Надо же… А я все думаю, что там внутри…

– Ничего интересного. Гораздо занятнее воображать, что именно там хранится, чем увидеть собственными глазами, уж ты мне поверь, – ответил тот, что был помоложе, и подмигнул Эрику, но это подмигивание показалось сторожу скорее снисходительным, чем дружеским.

– Погоди-ка, парень… – обратился к Эрику джентльмен с лошадиным лицом. – Скажи, а ты не видел здесь в последние часы чего-нибудь необычного?

– Чего-нибудь необычного? Что вы имеете в виду, сэр?

– Ну, чего-нибудь вроде… – Мужчина нерешительно посмотрел на своих спутников. – Не знаю, как лучше объяснить… Чего-нибудь странного, вернее, в буквальном смысле слова необычного. Скажем, тебе не казалось, когда ты смотрел на здание, что в глазах у тебя множится? А люди на улице вроде как прозрачные? Ну, что-то наподобие… миражей. Когда появляется ощущение нереальности происходящего.