Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

И вдруг невероятный грохот раздался над Карлом. Казалось, в ужасе ринулись врассыпную сосны, затряслась земля, а воздух стал гулким и твердым, как металл!

Виновником был глухарь — птица чрезвычайно грузная. Он тут облюбовал ночевку — на толстой ветке. Он видел, как пришел и встал лось, но, жалея свое удобное ложе, предпочел выждать. Конечно, было уже не до сна, глухарь внимательнейше наблюдал за сохатым и даже прозевал появление рыси. Внезапно заметив Карла, который был знаком ему по двум-трем опасным встречам, глухарь не выдержал и взлетел.

Мгновенно проснувшийся лось понесся как очумелый. А приготовившийся к нападению Карл, забыв обо всем, с азартом гончей помчался за сохатым. Он бежал, пока не выдохся, и раза два почти нагнал лося. Тот вначале все порывался постоять, отдохнуть, но уразумел вскоре, что с новым преследователем шутки плохи, и оставил эти попытки. Вскоре оп намного опередил рысь.

Из опасения, что сохатый скроется из виду, Карл тоже вынужден был лишить себя всякого отдыха. Как бегун он, конечно, уступал длинноногому копытному, и погоню, длившуюся всю ночь, никак нельзя было назвать состязанием равных. Уже после десятка километров по однообразной мелкорослой еловой тайге Карл еле плелся, то и дело хватая снег. Он даже разбил губы о ледяную корку и ронял капли кровй. Лось ранним утром вышел к реке и немедля переплыл ее. Охотник в сером ватнике, добравшийся до этого места только к вечеру, прочитал по следам, что у него появился неожиданный конкурент, тоже, видимо, сильно отставший от лося. Обнаружив, что лось переправился через реку, четвероногий преследователь пришел в неистовое волнение. Он бегал взад и вперед по берегу, садился, ложился, а потом поплелся прочь по краю плеса.

— Что, дрянь этакая, испугалась холодной-то водички?! — позлорадствовал охотник.

Надо сказать, этот охотник, которого все называли Володькой, не первый раз за этот день ругнул рысь. Он ее ругал почти беспрерывно — и про себя, и вслух, и, пожалуй, желание пристрелить ее было у него даже сильнее желания догнать лося. Да и как не разозлиться? Вмешательство хищника грозило свести на нет результаты трех дней погони за подранком.

В этом месте река была не шире тридцати метров, но глубока, быстра, с бешеными водоворотами. Вид ее, однако, не смутил охотника. Невдалеке, у излучины, он приглядел затор бревен и направился туда, на ходу вытаскивая из-за пояса топор. Видно, пришло в голову соорудить плот. У затора он опять увидел следы рыси и проворчал в сердцах:

— Ишь, и здесь шастала.

Тяжелая работа предстояла парню: бревна были крепко затерты, заклинены. Но весело зацокал острый топор, поплыла по черной воде желтая щепа.

Да только недолго топор тюкал… С северо-востока надвинулась тяжелая, с чернотой туча, в воздухе закружились снежинки. Володька с вызовом глянул на тучу. Увы, вид ее обещал основательный снежный заряд, а это значило, что через десять минут и волку не сыскать следов лося.

Володька подумал-подумал, заткнул топор за пояс, ружье повесил на плечо — стволом вниз. По правде говоря, он испытывал не одну лишь досаду, но и облегчение. Дело охотничьей чести — не оставлять на произвол судьбы подранков. И потому он три дня преследовал лося, чтобы прекратить его страдания. Теперь же из-за снегопада хочешь не хочешь, а надо возвращаться. Но он и себе не признался бы, что доволен таким исходом дела, и вовсю костил рысь, сваливая на нее вину за свои неудачи.

— Есть же твари! Ни себе ни другим! — бормотал он, не допуская и мысли, что хищнику удалось перебраться через реку и продолжить погоню.

Охотник ошибался. В эти самые минуты Карл далеко-далеко, на обширном мерзлом болоте, шел по следам лося.

Утром зверь, и правда, довольно долго маялся на берегу; потом, найдя подмытую течением, склонившуюся над водой ель, забрался на нее, не надеясь, впрочем, ни на что: ель вряд ли перекрывала даже треть реки. Забравшись на самую ее вершину, Карл вглядывался в недосягаемый берег, вертел коротким хвостом и разок даже мяукнул. Он словно молил берег, чтобы тот приблизился.

Но чудес в жизни не бывает, зато непредвиденные случайности совершаются то и дело. Видно, ели вышел срок: под тяжестью зверя корни, еще державшиеся за сушу, затрещали. Забулькали в воду комья земли, ель легла на воду, река ее подхватила. Величественная, как корабль, она начала медленно разворачиваться. В ветвях ее вершины барахтался зверь. К счастью, у Карла хватило сообразительности отцепиться от вершины, которая под его тяжестью погрузилась в реку. Он очутился на чистой воде, и тут ему поневоле пришлось плыть. Сперва он, в панике шлепая лапами, устремился назад, но, проплыв два-три метра, уверовал в свои силы и пустился к вожделенному противоположному берегу. Выбравшись немного ниже того места, где вылез лось, Карл, на ходу отряхиваясь, фыркая и чихая, разыскал следы сохатого и углубился в тесноту тайги.

Преследуемый, по-видимому, как и Володька, считал водную преграду неодолимой для рыси. Он шел медленно, часто останавливался, что давало возможность отдохнуть и Карлу, сильно ослабевшему от непосильной гонки и голода. За весь этот день ему только раз удалось поживиться мышью, которую он мимоходом поймал среди гнилых развалин каких-то давным-давно оставленных людьми строений. Мышь оказалась дымчато-серой, домовой; как угадывал Карл, здесь квартировала целая колония ее собратьев. Лишенные привычной близости человека, их поколения плодились, кое-как кормясь тем, что давала тайга, но не переселялись в нее, будто надеясь, что прежние хозяева еще вернутся.

Мизерная добыча, изумительная, однако, на вкус, и таинственные шорохи, весьма красноречивые для опытного уха, в другое время обязательно соблазнили бы Карла покараулить часок-другой где-нибудь среди рухнувших стропил. Но сейчас хищник непреклонно проследовал мимо заманчивых угодий, как бы понимая, что даже все здешние мыши не спасут его от голодной смерти.

А сохатый держал путь все вперед и вперед. Лишь раз, заподозрив что-то или повинуясь врожденной осторожности, он сделал петлю и вышел на свой след в том месте, где прошел с полчаса назад. Окажись тут следы рыси, и он пустился бы в бегство, но Карлу повезло и на сей раз: он все еще был на значительном расстоянии от преследуемого.

После этой проверки лось побрел не торопясь, по-видимому, знакомой дорогой. К вечеру тайга стала реже, и вскоре началось громадное болото, как следует еще не замерзшее, опасное даже для такого «вездепроходца», как лось.

На хрустких трясинах и кочках неважно чувствовал себя и Карл. Он начал медлить, то и дело присаживался, не пропуская ни одного твердого островка, словно бы мучился нерешительностью перед принятием важного решения.