Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

— Тут один парень к нам на работу просится. Приезжал в леспромхоз устраиваться — не понравилось, теперь домой собирается ехать, на дорогу хочет заработать.

— Так веди его сюда, сам знаешь, что вдвоем нам не управиться.

Франциск молча вышел из комнаты и тут же вернулся в сопровождении мужчины лет тридцати, который назвался Виктором. Среднего роста, коренастый, со спокойным выражением светлых глаз, вошедший располагал к себе. Здороваясь, я ощутил крепкое пожатие его сухой ладони. Чувствовалось, что силой Виктор не обижен.

Раздумывать особенно не приходилось, и мы приняли Виктора в нашу компанию. За обедом он поведал свою короткую биографию. Родом из Белоруссии, где у него жена и ребенок. Лет семь служил на кораблях Тихоокеанского флота. Это сразу сблизило нас: ведь профессия гидролога — родная сестра морской службе. Работа на реке Виктора не пугала, поскольку, Как он выразился, качал его не раз девятый вал. Не понравилось лишь то, что проглянула скупость, когда он расспрашивал о заработке. При этом Виктор несколько раз повторил, что, мол, копейка любит счет, а ему деньги нужны для семьи.

Не откладывая дела в долгий ящик, Франциск с Виктором отправились мастерить плот, а я занялся закупками провианта и другими приготовлениями к плаванию.

К утру следующего дня распогодилось. Плотные облака стали таять, расползаться по небу, выглянуло солнце, и, хотя воздух был еще прохладным, сразу все вокруг изменилось. Река, еще вчера отливавшая холодным тусклым блеском, заиграла, засверкала солнечными бликами. Высветились зеленые и желтые барашки ив. Казавшиеся ранее безжизненными, полузатопленные заросли тальника окрасились зеленоватыми тонами, обещавшими скорый весенний зеленый разлив.

У берега покачивался плот, зачаленный за поваленное дерево. Он представлял собой пяток бревен, стянутых поперечинами и обвязанных тросом. Ширина плота метра полтора, длина — шесть. Габариты, что и говорить, не очень внушительные. Осмотрев плот, мы всей компанией, включая и Михаила Петровича, принимавшего самое деятельное участие в наших сборах, стали готовиться в путь. Несколько раз перебрали свое снаряжение, с каждым разом уменьшая его количество. Наконец, по общему мнению, осталось самое необходимое: в первую очередь — ружья, патроны с дробью, несколько пулевых зарядов, далее следовали пара одеял, телогрейки, ведро, чайник, миски. Я было воспротивился против чайника, дескать, воду можно кипятить и в ведре, но Франциск резонно заметил, что тогда ведро придется мыть в два раза чаще, а вода в реке холодная. Это был веский аргумент. Из продуктов запаковали несколько буханок хлеба, макароны, мясные консервы. Свежее мясо не взяли, рассчитывая на свои охотничьи способности. Поклажа была рассчитана на четыре-пять дней пути. В первый день я предполагал проплыть около 15 километров и заночевать в бараке на берегу. Франциск по обыкновению помалкивал, но молчание это было явно скептическим. Он даже начал было что-то говорить, но не закончил фразы.

Провожая нас в дорогу, Михаил Петрович расчувствовался, стал давать напутствия, предостерегать от таежных опасностей, потом куда-то исчез. А появившись, достал из-за пазухи небольшой сверток.

— Сала кусок вам на дорогу. Старуха к соседям ушла, а ключ от кладовки дома забыла, так я отхватил от боковины.

В полной мере оценив подвиг Михаила Петровича, мы поблагодарили его и пожелали подольше не попадаться на глаза бдительной супруге.

И вот мы на плоту. Я отвязал чалку, Франциск оттолкнулся багром, и река подхватила нас, понесла, легко покачивая. Прошли первую излучину. За изгибом реки скрылся Черемшаный. Некоторое время Франциск обучал Виктора технике ведения плота: где и как оттолкнуться багром или подтянуться, чтобы выйти на стрежень и обойти ветви кустов и сучья деревьев, нависающих над рекой. Наука эта нехитрая, и вскоре Виктор, как заправский плотогон, крепко упершись ногами в бревна, твердой рукой направлял наше судно. Мы же с Франциском начали гидрографическое описание. Определяли и заносили в журнал данные о глубине и ширине реки, высоте берегов, характере течения. Отмечали старицы, осыпи берегов, крутые излучины и прочее. Работа несложная, но требующая постоянного внимания. Часа два мы плыли более или менее спокойно, плот несло не быстрое, но ровное течение. Потом характер реки начал меняться. Плот вышел на длинную пологую излучину, и течение сразу ослабло, мы еле продвигались вперед. Мало помогали делу и все три багра: мы едва доставали ими дно.

День пошел на убыль, надо было думать о ночлеге, а мы еще только-только миновали излучину и вышли на перекат. Но, не успев набрать хода, плот пошел по еще более длинному изгибу — той самой восьмерке, которая бросалась в глаза на фотоплане.

Наконец я не выдержал, подогнал плот к берегу, чтобы размяться и осмотреться. Вокруг кустарник, мелколесье. Ну и тайга! Нечем костер развести. Впереди был небольшой увал, поросший сосняком. Поднявшись на него, я осмотрелся и увидел не далее чем в километре россыпь домов. Что за чудо, откуда здесь поселок? Присмотрелся получше — да это Черемшаный! Сыграла с нами шутку река с ее восьмерками. Вот и оказались мы после целого дня пути у точки отправления. После этого открытия мы, не колеблясь, привязали плот, снесли вещи в кустарник, прикрыли их дождевиком и через полчаса были уже в Черемшаном. По дороге я избегал разговаривать с Франциском. Тот тоже деликатно помалкивал и лишь дома выразился в том смысле, что скорость течения реки зависит от уровня воды. Само по себе это положение банально, но в данный момент оно имело глубокий смысл и было к тому же окончанием фразы, начатой Франциском еще утром.

Поздно вечером начался дождь и шумел по крыше всю ночь. Несколько раз я просыпался, беспокоясь за оставленные на берегу вещи. Но когда после завтрака мы пришли к плоту, оказалось, что дождевик не дал намокнуть нашему имуществу. Обрадовало нас и другое: уровень реки после дождя немного поднялся, и течение усилилось…

Наконец миновали восьмерку, и река вошла в высокие лесистые берега. За хлопотами мы совсем забыли о другой задаче — обеспечивать себя пропитанием. И когда впереди с брызгами поднялся вдруг селезень шилохвости, ни я, ни Франциск не успели даже дотянуться до ружья. Пришлось теперь внимательнее осматриваться по сторонам. Плот миновал небольшую излучину, и мы опять увидели знакомого селезня, который спокойно покачивался под берегом, потряхивая остреньким хвостиком и чуть поводя сизой головкой с плоским клювом. Можно было стрелять, да рука но поднялась на столь спокойно сидящую птицу. Но вот захлопали крылья. А это уж честная охота: с движущегося плота попасть в летящую птицу не так-то просто. Прогремел выстрел, и минуту спустя Виктор багром подцепил добычу. Через некоторое время ухнуло ружье Франциска, еще одна кряковая пополнила наши запасы.