Николай Димчевский - На суше и на море. 1973. Выпуск 13

Она только что нагрузилась большой охапкой одеял, подушек и носильных вещей.

— Я устрою свою палатку между пальмами. Холм достаточно велик. Ты поможешь мне?

— Здесь тебе недостает комфорта?

— Этот Болден очень противен, а его дружелюбие — сплошное притворство.

Они потащили по песку брезент и увидели Болдена, который, видимо, собирался носком ботинка перекопать весь остров.

— Вы не хотели бы пока приготовить завтрак? — крикнул Гарольд.

Шеф удивленно поднял голову: «Я?»

— Ну да, кто же еще! Или у вас где-нибудь еще один дворецкий в запасе?

Болден повернулся и послушно пошел в палатку. Гарольд отметил это с удивлением и удовлетворением. Они свинтили каркас и стали обтягивать его брезентом.

— Вообще было бы практичнее собрать воедино все запасы, — сказал Гарольд. — Группу из трех человек прокормить легче, чем трех одиночек. Дорогая, — он положил ей руку на плечо, — ведь может так получиться, что мы протянем дольше, чем ты. И ты думаешь, мы будем спокойно смотреть, как ты медленно погибаешь?

Она молча уселась на свой ящик с продовольствием. Потом сказала:

— Перебирайся ко мне, тогда все это твое.

— Я же не могу так просто высадить из лодки Болдена. Представь себе, что будут говорить потом те люди, в компании, если мы выйдем на связь.

— Все еще боишься шефа? Разве не ты теперь менеджер? Тебя бы я слушалась…

— Тогда поделись своими запасами с нами.

Она вскочила.

— Лицемер! Говорит о чувствах, а интересуется консервами! — Она рванула крышку, схватила какую-то банку и запустила ею в Гарольда с такой яростью и быстротой, что тот едва успел увернуться. — Я не желаю тебя больше видеть!..

«Проклятая бестия. Думаешь, мы еще долго будем терпеть твое упрямство? Всыплю-ка я тебе, истеричка, пару пощечин. Говорят, помогает». Гарольд медленно стал приближаться к ней, руки его дрожали. Но неожиданно послышался взволнованный голос шефа:

— Мистер Деннис! Идите сюда! Говорит Ракото!

Гарольд выскочил из палатки.

Болден размахивал руками и кричал:

— Сорок метров! Ваш Ракото со станцией на Грап-Коморо!

Они вбежали в радиопалатку, на столе работал транзистор Алин. Говорил мужчина.

— Французский в этих пределах понимаете? — спросил Болден.

— Нет, к сожалению.

— Говорят о нас. У Ракото возникли подозрения…

«Ах, Ракото, старина, ты золотой парень, я в тебе не обманывался…»

— Он уловил некоторые несоответствия в передачах «Ю5АА» и предполагает, что от имени этой станции говорят не те люди, что вначале!

«Наконец-то! Я знал, что это станет заметным. Проклятье, почему я не занимался французским?!»

— Вот! Он говорит, что связался с этими людьми и стал их благодарить, на их деньги он купил себе микрофон; но его новые партнеры понятия не имели о десяти долларах…

— Что он еще говорит?

— Тихо! Спрашивает другого, его зовут Мариус, не знает ли он какого-нибудь спортивного летчика. Тот бы облетел риф…

Похоже, что связь прекращалась.

— Ничего точного, определенного, — сказал Болден и вытер пот со лба. — На Гран-Коморо есть только один летчик-спортсмен — это начальник аэропорта, а он сейчас торчит на какой-то конференции недалеко от Момбасы. Но они будут держать его в поле зрения.

— Значит, Ракото не упустит его. Замечательный малый!

— Послушайте, Деннис. Мы, конечно, будем это считать залогом, так сказать, последним козырем. Конечно, самолет лучше, чем через полгода три цинковых гроба. Тем не менее я бы предпочел, чтобы мы отказались от помощи французов.

— Ничего не понимаю, шеф.

— Подумайте о компании. Самолет был бы признанием полного банкротства. Готов спорить, что на Гран-Коморо на нас уже нацелилась свора репортеров. Поэтому попробуйте лучше все возможное, чтобы привести рацию в годное состояние.

— И все же нам нужно выложить летный знак.

— Пока пожарная лестница свободна, из окна не прыгают.

— Здесь нет пожарной лестницы, сэр. Я думал, у вас достаточно опыта, чтобы оценить наше положение. Короче: я делаю ветряк, а вы выкладываете знак. О’кэй?

— Гм. А как он должен выглядеть?

— Какой-нибудь крест из красной материи. У нашей девушки должно быть что-нибудь такое, но она взбешена, потому что я снова говорил с ней о консервах.

Болден вынул электробритву.

— Предоставьте это мне, Деннис. С женщинами я всегда ладил.

Он побрился, оделся и вышел. Гарольд принялся разбирать ящики на доски. Он осторожно вытаскивал гвозди и скрепы, потом складывал вместе дощечки, что-то прикидывал. Крылья ветряка должны быть большими, потому что агрегат нуждается в солидных оборотах. Когда он принялся разбирать оружейный ящик, вернулся Болден. С видом победителя он размахивал дамским халатом и красной кофточкой.

— Я ее убедил. Вот так! Я даже извинился за вас, мистер Деннис… Ну, что вы тут делаете? А где автоматы?

— Пошли на корм рыбам.

Болден уставился на него как оглушенный. Одежда Алин выпала из его рук на песок.

— Вы потеряли рассудок? Компания снабжает нас оружием, а вы…

— Не понимаю, чего вы распсиховались. — Гарольд рассмеялся. — К чему нам тут эти игрушки?

— А если кто-нибудь захочет прикончить нас?

— Противнику теперь не надо даже марать руки о нас.

Болден топнул ногой:

— Без оружия здесь не выживешь!

— В кого же вы собираетесь стрелять, сэр? В Алин или в меня?

— Не говорите чепухи. Вы же знаете, мы нуждаемся друг в друге. — Болден в ярости снова схватил лежащую на земле одежду и проглотил ругательство.

Ни о чем не спрашивая больше, он круто повернулся и ушел.

«Наконец-то. Только мешает работать», — подумал Гарольд.

На этот раз, когда Болден вернулся, от него разило виски. Он шумно влез в палатку, постоял, отдуваясь, около самоделки Гарольда и пнул ногой молоток. После этого он тяжело рухнул на кровать.

— Изрядно ошиблись, — сказал он злорадно. — С дамой покончено, Деннис. Она вас раскусила. Я тоже.

«Если он не перестанет, я его вышвырну. Не хватает еще, чтобы он начал заводить свару, а я его успокаивал. Недоставало мне еще быть нянькой!»

— Там висит удочка Хокансона. Можете ею воспользоваться.

— К дьяволу! Я не умею удить, да и не хочу.

— Вы будете учиться этому или вместе с нами протянете ноги от голода. Мы поняли друг друга, а, мистер Болден?

Менеджер, кряхтя, встал, снял с крючка удочку, прихватил табуретку и нехотя вывалился в дверь.

«Я должен держать их в узде днем и ночью, даже если с тыла они меня забросают камнями. — решил Гарольд. — Конечно, потом могут быть трудности. Болдену не составит труда натравить на меня боссов из компании, а Алин, возможно, не отказалась бы взять на себя роль свидетельницы обвинения, если тот, кто будет вести протокол, окажется красавцем. Стоит этим акулам в случае моей неудачи слегка потянуть за ниточки, и я вылечу из своей конторы… Нет, это просто сумасбродство — думать сейчас о том, что будет впоследствии. Главное для нас только сегодняшний день: я строю ветряк, а Ракото будоражит радиолюбителей.