Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Вообще-то никто тут у нас не алкоголик. Но выпить чарку перед обедом — это просто закон жизни. А еще из истории хорошо известно, как британские офицеры глушили джин в джунглях Индии. Потому что — обеззараживает. Предохраняет, так сказать, и заодно повышает иммунитет. И кровь разгоняет.

Сидели на природе, пили водку — а хороша ведь, хороша! Ели со вкусом рис с мясом. Смотрели на город, что вдали. Дым уже пропал. Наверное, потушили. Или просто прогорело то, что горело. Ничего, мы сейчас еще отдохнем немного, и снова начнем.

— Командир! Командир! — это радист.

Он у нас самый молодой, поэтому субординацию туго выучил. Если все обедают, то он на стрёме. Вместе со своим наушником на правом ухе. Мало ли что: вдруг команда какая поступит. Или, наоборот, кто-то попытается помешать обедать бойцам-победителям. Вот он тогда первым примет бой, а мы уж за ним подтянемся — и не жалей тогда патронов. Патронов теперь — завались!

— Из штаба сказали — журналисты приедут.

— На журналистов у нас водки хватит? А еды? Ну, пусть едут. Угостим их, как положено.

Теперь-то журналисты нам вовсе не враги. Ничего наврать просто не сумеют. Потому что — не для чего. То есть, не для кого. Хватит, наврались. Теперь — только правда. А иначе… Ну, они сами знают и хорошо понимают.

На днях тоже приезжали, расспрашивали, никак понять не могли, что мы тут делаем. А что тут понимать-то? Мы здесь, потому что победили.

— Ну, что? Будем журналюг ждать или успеем еще пострелять малость?

— Да ладно, старшой! Сейчас орудию нашу почистим, гильзы в ровик снесем, отдышимся немного. Что, не успеем, что ли? Куда спешить?

— Тьфу, ты… И точно ведь.

Куда спешить? Чего коней гнать? Мир уже наступил. Мир и наша победа. То есть, сплошное «ура» и праздник каждый день. Вон и солнышко выглянуло — то же самое подтверждает. Посиди, говорит, отдохни. Эх, не посидеть. Вон, едут уже. Пылят на двух машинах.

И чего едут? Зачем? Могли бы и друг у друга списывать. Ничего ведь нового не придумают.

— Что вы тут делаете? — так спросят, как обычно.

А я отвечу, что даже дурак понимает, что мы тут — на позиции. Вот это — наше орудие. Пушка-гаубица Д-20. В нем калибр — 152 миллиметра. Раздельное заряжание, потому что снаряд тяжеленный. Больше сорока килограммов металла и взрывчатки с каждым выстрелом уносится аж за горизонт. Максимальная паспортная дальность — 24 километра. Но пушка наша уже старенькая, потрепанная. Потому стреляем километров на десять — это сегодня наш максимум.

Вот так и разъясню. Потом сделаем несколько снимков. Вот наша батарея, вот наши парни. Парни — просто красавцы. Они наденут каски и будут красиво и важно ходить вокруг, становясь в героические позы. Если нормальный журналюга — можно будет даже разрешить самому стрельнуть разок.

— А кто вы? — опять спросят.

Они почему-то все это спрашивают.

И я отвечу честно и откровенно, что мы — победители. И каждый из нас отдельно — победитель, и все мы вместе.

И вот тогда найдется самый хитрожопый, и начнет щуриться со значением и спрашивать с подковыркой — чего же вы, мол, по своим людям стреляете.

А я ему так скажу, что мои люди — вот они, вокруг. Вот, скажем, Витёк наш, совсем еще салага. Его с первого курса выдернули. И ведь он не стал сбегать или как-то в сторону косить. Он пришел и стал нашим. Или вот Петр Григорьевич. Он тоже по повестке. По имени-отчеству он у нас зовется, потому что уже двое детей. Ты не смотри, что он молодой — он молодец. Успел до войны и жениться, и детей родить. Я вот сам, скажу, доброволец, из самых первых. Так уж повезло, что попал не в пехоту, а в артиллерию. Это потому что инженер, с дипломом. Тут, сказали, нужнее. Ну, и так про каждого расскажу коротенько: откуда, с какого города или села, как к нам попал, как геройски воевал. А теперь вот — все они победители.

И подниму руку, остановлю того хитрого, желающего что-то еще вякнуть. Добавлю. Вот это, вокруг меня — наш народ. А те, кто по кабакам сидел, кто в театры ходил и на выставки, кто бабло зарабатывал, пока мы за них воевали — они ни фига не наши. Потому им теперь и прилетело. Пусть и они теперь поймут что такое война и что такое победа.

Вот тут обычно вступает кто-нибудь из умников, начинает говорить про законы, про государство… Ха! А у меня — диплом, между прочим. Я здесь тоже не дурак.

— Государство, — скажу. — Это я.

Паузу сделаю специально, чтобы чуть-чуть посмеялись. Добавлю:

— И вот они, мои боевые товарищи — они тоже наше государство.

Напомню определение, что государство — это аппарат насилия, это армия и полиция, это и так далее… Так вот мы — и есть государство. Мы — армия. И законы, следовательно, устанавливаем мы, а не кто-то — нам.

А дальше скажу, как говорил и предыдущим:

— Мы победили не для них, которые там по кабакам и барам сидели, а для себя. Потому что или наша победа — или наша смерть. И вот мы победили. Неужели же — для них? Вот для тех? А самим теперь — по домам, искать работу и завидовать тем, кто не воевал, а зарабатывал и искал теплое место? А вот хрен вам всем! Это наша победа! Наше государство! Наша власть!

— А потому, — скажу. — Заряжай, братцы. Будем учить любить своё государство. То есть, нас с вами.

И ребята зарядят, а потом бухнут вот туда, через высотки, в самую серединку. Там будет рваться и дымить. И это будет правильно.

Потому что — победа.

Потому что — мир.

— А что это у тебя в сумке?

Они были знакомы уже целых два месяца. Перед самым Новым годом на мультфильмовом показе в центральном кинотеатре в темноте и духоте зала пересеклись их пути, и вдруг что-то ударило, встряхнуло и перевернуло обоих.

Ну, она-то — дело понятное. Шестнадцать лет — страшный возраст. С одной стороны, вечная неуверенность в себе и постоянное оглядывание по сторонам — как принимают, как смотрят, как и что говорят. С другой — вечный (на ближайшее время) оптимизм и вера в будущее, в котором, наверняка, потому что не может быть иначе, будет всё-всё-всё и обязательно сразу. И еще в шестнадцать, бывает, еще верят в сказки и принцев на белых конях.

А ему в этом году, который начался после новогодья, стукнет сороковник. Осенью — стукнет. С размаху, да по голове. Развод прошел тихо и без скандалов еще три года назад. И теперь он «жил в свое удовольствие», как раз за разом хвастался друзьям при редких встречах. Редких, потому что они-то, друзья его, жили с как раз с семьями, и время свое делили, как положено. То есть, большая часть — семье, а к другу, которому в этом году сороковник — это уж как там получится.

Он, отсидевшись в одиночестве в съемной однушке на тихой окраине, отдышавшись, начал уже потихоньку выползать в люди, шарахаясь превентивно от энергичных и напористых женщин на своей работе. Театры, концерты, ресторан — иногда, просто чтобы с удовольствием и качественно поесть и выпить. Вот, увидел рекламу ретроспективы старых мультфильмов, решил посмотреть.