Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Попробуйте на полтона выше, — посоветовал я, подкисляя раствор в баке.

Водосбор с энтузиазмом последовал за голосом Джейн. Его цветовые чашечки отзывались нежнейшими дискантовыми вариациями.

— Блестяще, — признал я.

Заказ мы выполнили всего за четыре часа.

— У вас получается даже лучше, чем у орхидеи, — расщедрился я на похвалу. — Приглашаю вас работать у меня. Ваши условия? Со своей стороны, могу предложить просторный прохладный бак и вдоволь хлора.

— Поосторожнее, — предупредила она. — Я ведь могу и согласиться. Может, настроим еще несколько растений, раз уж начали?

— Вы устали, — сказал я. — Лучше выпьем чего-нибудь.

— А можно, я попробую с орхидеей? Такая задача не каждому по силам.

Она не сводила взгляда с цветка. Я подумал, что они натворят, если оставить их наедине. Скорее всего запоют друг друга до смерти.

— Нет, — сказал я. — Лучше завтра.

Мы поднялись на балкон, налили по стакану и проговорили до вечера. Она мало рассказывала о себе, однако мне удалось узнать, что ее отец работал горным инженером в Перу, а мать выступала в какой-то захудалой таверне в Лиме. Они постоянно переезжали, отец разрабатывал концессии, а мать, чтобы заработать на оплату жилья, пела в местных борделях.

— Разумеется, она там только пела, — добавила Джейн, — до того, как умер отец. — Соломинка в ее высоком стакане покрылась пузырьками. — Значит, вы считаете, будто на моих концертах каждый видит и слышит что-то свое? Между прочим, что видели вы?

— Боюсь, со мной у вас ничего не получилось, — ответил я. — Ничего я не видел. Только вас одну.

Она потупила взгляд.

— Иногда так бывает, — произнесла она. — Но теперь я этому рада.

До этой минуты я с горем пополам сохранял способность мыслить здраво. Но во мне вспыхнул жар ярче тысячи солнц…

Тони с Гарри явно расстроились, однако вели себя достойно.

— Не могу поверить, — с горечью произнес Гарри. — Просто не могу. Как это тебе удалось?

— Тихой сапой, мягкой лапой, — ответил я.

— А она… как? — жадно полюбопытствовал Тони. — Пламенная или просто пылкая.

Джейн пела в «Казино» каждую ночь с одиннадцати до трех. Все остальное время мы проводили вместе. По вечерам мы часто уезжали в Пустыню Ароматов и, сидя рядом на берегу, следили, как солнце скрывается за скалами и рифами, дышали тяжелым от приторного запаха роз воздухом, и покой овладевал нами. Когда же задувал прохладный бриз, мы кидались в воду, плавали, а после возвращались в город, обдавая улицы и веранды кафе смешанными ароматами жасмина и мускусных роз.

Иногда же мы навещали какой-нибудь спокойный бар в Западной Лагуне и там ужинали. Сидя на песке, Джейн шутила с официантками и, к радости детей, сбегавшихся поглазеть на нее, подражала птичьим голосам.

Теперь я сознаю, какую дурную славу нажил я тогда в городе, но я был только рад предоставить местным старушенциям — рядом с Джейн любая женщина казалась старушенцией — новую пищу для сплетен. Во время Великого Застоя люди вообще не склонны были ни о чем беспокоиться, вот и я не особо задумывался над нашей связью. Когда мы сидели вместе на балконе прохладными светлыми вечерами или в ночном сумраке, когда я чувствовал рядом с собой ее тело, я вообще ни о чем не думал.

Как ни глупо это выглядит теперь, должен признаться, что единственным поводом для споров было то, что она жульничала в «и-го».

— Джейн, ты понимаешь, что мошеннически выиграла у меня более полутысячи долларов? И ты жульничаешь до сих пор! Даже сейчас.

Она с ехидцей улыбнулась.

— Разве? Ладно уж, когда-нибудь я дам тебе выиграть.

— Зачем тебе это? — настаивал я.

— Так интереснее, — просто ответила она. — Иначе игра была бы слишком скучна.

— Когда ты уедешь с Пурпурных Песков?

Она удивленно взглянула на меня.

— Зачем ты спрашиваешь? Мне кажется, я никогда не уеду отсюда.

— Не шути со мной, Джейн. Ты родом из иного мира.

— Я родом из Перу, — напомнила она.

— Но голос-то свой ты унаследовала не от отца. Любопытно было бы послушать пение твоей матери. Ее голос был лучше твоего?

— Она считала, что лучше. Однако отец нас обеих слышать не мог.

В тот вечер я видел Джейн в последний раз. Перед ее выступлением в «Казино» мы переоделись и с полчаса провели на балконе. Я слушал ее голос, заполнявший все вокруг переливчатыми звуками, как некая звуковая призма. И даже после ухода Джейн эта музыка оставалась со мной, слабым водоворотом крутясь вокруг ее пустого кресла.

Едва она ушла, меня почему-то неодолимо потянуло спать, и около полуночи, когда Джейн должна была выйти на сцену, я вышел, чтобы пройтись по набережной, и выпить где-нибудь кофе. Едва спустившись вниз, я услышал в своем магазине музыку.

Поначалу я решил, что забыл выключить какой-нибудь усилитель, однако голос, несущийся из магазина, был мне слишком хорошо знаком.

Жалюзи на витринах были прочно заперты. Я обошел дом вдоль задней стены и вошел внутрь через коридор из гаражного двора.

Свет был выключен, однако магазин был заполнен алмазным сиянием, баки на прилавке играли золотыми бликами, а на потолке плясали многоцветные сполохи.

Эту музыку я уже слышал. Но только в увертюре. Паучья Орхидея выросла чуть ли не втрое, высунулась из-под крышки бака, ее листья набухли и яростно дрожали.

Перед нею, запрокинув голову, стояла Джейн.

Почти ослепнув от сияния, я устремился к ней, рванул за руку, пытаясь оттолкнуть от орхидеи.

— Джейн! — заорал я, перекрывая музыку. — Пошли отсюда!

Она отбросила мою руку, и на дне ее глаз я увидел тень одержимости.

Когда подъехали Тони и Гарри, я сидел на ступеньках.

— Где Джейн? — спросил Гарри. — Уж не случилось ли с ней что? Мы ждали в «Казино»…

Они оба повернулись на звуки музыки.

— Черт возьми, что здесь происходит?

Больше я никогда ее не видел. Мы втроем обождали в квартире, а когда музыка стихла, спустились в темный магазин. Паучья Орхидея съежилась до обычных размеров. На следующий день она завяла.

Куда исчезла Джейн, я так и не узнал. Вскоре Великий Застой закончился и началось освоение Великих Правительственных Программ. Механизм снова завели, и всем нам стало не до жалости к нескольким растоптанным цветочкам. Гарри рассказывал, будто Джейн видели на пути к Алому Пляжу, а недавно я слышал, что какая-то женщина, очень похожая на нее, поет в ночных клубах по эту сторону от Пернамбуку.

Поэтому предупреждаю: если кто-нибудь из вас содержит цветочно-музыкальный магазин и владеет Паучьей Орхидеей — опасайтесь женщины с золотой кожей и глазами-бронзовками. Не исключено, что она захочет сыграть с вами в «и-го». И, конечно, непременно будет жульничать.