Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Тем летом мы коротали время, сидя в тени на просторном балконе моей квартиры, расположенной неподалеку от Пляжного Променада, попивали пиво, основательный запас которого неизменно хранился в холодильнике на первом этаже моего цветочно-музыкального магазина, развлекались «и-го», модной тогда игрой типа шахмат, и бесконечными пустопорожними разговорами. Кроме меня, никто из нас не имел серьезной работы. Гарри считался архитектором, Тони время от времени удавалось всучить туристам керамические изделия, что же до меня, то я по утрам проводил пару часов в магазине, отправляя заказы за границу и периодически прикладываясь к банке с пивом.

В одно особенно жаркое утро, едва я упаковал нежную мимозу-сопрано, предназначенную для Гамбургского хорового общества, с балкона позвонили.

— Магазин музыкальной флоры Паркера? — это оказался Гарри. — Вам предъявляется обвинение в перепроизводстве. Иди наверх, мы с Тони хотим кое-что тебе показать.

Поднявшись, я увидел, что оба они скалятся, как псы на мозговую кость.

— Ну, где это ваше «кое-что»? — полюбопытствовал я.

Тони слегка приподнял голову.

— Вон… — Он едва заметно кивнул на гостиницу напротив и предупредил: — Только осторожнее, дырку не прогляди.

Я не спеша уселся в свое кресло и обвел дом взглядом.

— На пятом этаже, — процедил Гарри, почти не разнимая губ. — Прямо напротив, слева от балкона. Ну как, стоит посмотреть?

— Фантастика… — отвечал я, внимательно разглядывая ее. — Любопытно, на что она еще способна?

Гарри и Тони благодарно вздохнули в унисон.

— Как тебе? — спросил Тони.

— Я вам не соперник, но вам и карты в руки. Ступайте к ней оба и скажите, что жить без нее не можете.

Гарри издал тяжелый вздох.

— Разве тебе не ясно, что она поэтическая, роковая, точно вышла из древнего моря, как предсказано Апокалипсисом? Возможно, она полубогиня…

По комнате, двигая стулья, похаживала женщина. За исключением огромной металлической шляпы авангардистского фасона, на ней ничего особенного не было. Даже в сумраке комнаты ее бедра, очертаниями напоминающие лиру, отливали золотом. Она выглядела живым созвездием, ярким и переливающимся. Никогда еще Пурпурные Пески не видали ничего подобного.

— К ней нужен тонкий подход, — продолжал Гарри, разглядывая свою банку с пивом. — Тихой сапой, мягкой лапой. Натиск и хватательный рефлекс исключаются.

Женщина нагнулась, открывая чемодан, и широкие поля шляпы затрепетали над ее лицом. Ни к чему было напоминать Гарри, что жена его Бетти, дама весьма решительная, при первом же намеке исключила бы любые порывы своего супруга.

— Энергии, должно быть, она потребляет не меньше киловатта, — прикинул я. — А какой у нее химический состав, как вы думаете?

— Кто его разберет, — отвечал Гарри. — Мне лично без разницы, пусть даже она сделана из кремнийорганических соединений.

— В такое-то пекло? — сказал я. — Да она бы тут же и расплавилась.

Женщина вышла на свой балкон, конечно, заметила, что мы за ней наблюдаем, огляделась вокруг и вернулась обратно в комнату.

Мы поудобнее устроились в креслах и обменялись многозначительными взглядами, точно триумвиры, замышляющие раздел Империи и искоса поглядывающие друг на друга, чтобы вовремя пресечь попытку мошенничества.

Пение послышалось пять минут спустя.

Поначалу я решил, что это разбалансировалась щелочная среда у трио азалий, однако частоты были слишком высокие. Звук — тонкое тремоло, идущее невесть откуда, — перекрывал порог восприятия, сверлил затылок.

Гарри с Тони мрачно воззрелись на меня.

— Твои веники раздухарились, — заметил Тони. — Что бы тебе их утихомирить.

— Это не цветы, — ответил я. — Они так не могут.

Звук становился все громче, затылок отзывался на него явственным треском. Я уже собирался спуститься в магазин, но тут Гарри и Тони вдруг повскакивали с кресел и вжались в стену.

— Господи, Стив! Погляди! — возопил Тони, с ужасом тыча в сторону столика, на который я оперся рукой. Я и глазом не успел моргнуть, как он поднял кресло и обрушил его на стеклянную столешницу.

Поднявшись, я выгреб из волос осколки.

— Ты что, перегрелся, черт бы тебя взял?

Тони внимательно изучал то, что минуту назад было столом. Гарри, приблизившись, осторожно взял меня за руку.

— Он был совсем рядом. Как ты, в порядке?

— Смылся, — мрачно сказал Тони. Столь же тщательно он изучил пол балкона, затем свесился через перила и посмотрел вниз.

— Так что же тебе примерещилось? — спросил я.

Гарри уставился на меня в упор.

— Ты что, не видел? Он был дюймах в трех от тебя… королевский скат величиной с омара. — Он утомленно опустился на ящик из-под пива. — Акустический, должно быть. Звук совсем прекратился.

Когда они ушли, я прибрался и выпил еще пива. Я мог бы присягнуть, что никакого ската на столе не было.

С балкона напротив за мной наблюдала женщина в пеньюаре из переливчатого тканиона.

На следующее утро я узнал, кто она такая. Тони и Гарри с женами направились на пляж, вероятно, обсасывая вчерашнее происшествие со скорпионом, я же работал в магазине, настраивая с помощью увиолевой лампы огромную Паучью Орхидею. Это сложное растение с нормальным диапазоном в двадцать четыре октавы, однако, подобно всем терракотовым хоротропам, разновидности К3+25С5А9, без интенсивных упражнений она легко впадала в невротические широтные транспоненты, а это очень трудно исправить. Как самый старый цветок в магазине она, разумеется, оказывала отрицательное влияние и на прочие растения. Когда я по утрам открывал магазин, там стоял гвалт, словно в палате для буйных, но стоило подкормить Паучью Орхидею и разобраться с кислотностью, как все другие растения улавливали ее сигналы и постепенно утихомиривались. На два такта, на три четверти, многоголосие — все приходило к гармонии.

В неволе по всему свету жило не более десятка настоящих Паучьих Орхидей, прочие, как правило, либо не пели, либо бывали привиты от двудольных растений, так что мне, честно говоря, здорово с нею повезло. Этот магазин я купил за пять лет до знакомства с Джейн у Сэйерса, наполовину оглохшего. За день до отъезда он вывалил все растения с признаками вырождения в мусорный контейнер на заднем дворе. Опорожняя баки с отбросами, я наткнулся на Паучью Орхидею, которая пышно разрослась на субстрате из морских водорослей и попорченных резиновых трубок.

Я так никогда и не узнал, с чего это Сэйерс решил ее выкинуть. До переезда в Пурпурные Пески он служил куратором старой консерватории в Кью, где впервые вывели поющие растения. Там он работал под руководством самого Менделя. Именно Мендель — тогда он был начинающим ботаником двадцати пяти лет от роду — обнаружил в лесах Гайаны первую Паучью Орхидею. Она получила свое название из-за того, что ее цветки опыляет гигантский паук, одновременно откладывая яйца в их мясистые семяпочки. Привлекают его при этом, или по настойчивому утверждению Менделя гипнотизируют, звуковые колебания, испускаемые чашечкой цветка в период опыления. Первоначально Паучьи Орхидеи излучали лишь несколько случайных частот, но скрещивая их, а также искусственно пролонгируя стадии опыления, Менделю удалось вывести гибрид на полные двадцать четыре октавы.