Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Мадам Шанель! — горбун смущенно улыбался. — Хотите, я вырежу для вас статую? Прямо сейчас, из большой тучи, а?

Она смотрела на него сверху вниз, не отвечая.

Казалось, ее и отталкивает и дразнит простодушие карлика — он пожирал ее взглядом, нисколько не стесняясь всей сотни холодных глаз ее шлейфа.

Ван Эйк, хромая, шел от своего разбитого планера к вилле. Я догадывался, что Мануэль решил потягаться с белокурым тевтоном.

Леонора поморщилась.

— Майор Паркер, велите своему… Хотя нет! Поглядим, на что годен этот калека.

Облачная масса, клубившаяся над виллой, подобно извержению зловещего вулкана, подсвечивала ее лицо странными, тусклыми отблесками.

Она вдруг просияла над Мануэлем своей ослепительной улыбкой:

— Ну, давай! Посмотрим, что ты вырежешь из грозы.

На мгновение мне показалось, что в ее сверкающем драгоценностями лике проступили очертания мертвой головы.

Под стеклянный хохот Леоноры Нолан метнулся через веранду; павлиньи перья хрустнули под его каблуками, но перехватить Мануэля не успел: ужаленный насмешкой госпожи, он с быстротой песчаного краба скользил по склону. А на веранде уже собирались зрители.

Полосатый планер набрал высоту и поравнялся с тучей. В пятидесяти ярдах от ее мрачных клубов внезапный вихрь ударил машину, но Мануэль выровнялся и начал работать. Капли сбрызнули песок у наших ног.

Вот появились очертания женского лица. Сатанинские глаза горели сквозными прорезами в туче, рот темным пятном кривился в шевелящейся облачной массе…

Нолан, уже подбегая к своему планеру, громко вскрикнул. Мануэля подхватил восходящий ток и вознес высоко над тучей. Борясь с обезумевшим воздухом, его планер устремился вниз и снова врезался в тучу. Ее колоссальная масса вдруг разомкнулась, дрогнула как бы в чудовищном спазме и заглотила машину. В молчании мы смотрели, как размочаленный планер крутило в чреве тучи. Обломки фюзеляжа разлетались, пронзая расползающиеся контуры гигантского лица. Когда планер рухнул в воду, это лицо уже корчилось в агонии. Его перекрутило, рот оторвался, глаз лопнул, щеки и лоб отплывали в разные стороны… Новый шквал смешал их.

С неба, ярко освещенного прожекторами, все еще сыпались обломки планера.

Мы с Беатрисой Лафферти объезжали на песчаной яхте озеро, разыскивая тело Мануэля.

Зрители, ставшие свидетелями его гибели, потеряли вкус к представлению; общество поспешно разъехалось. Берег опустел буквально за несколько минут. Леонора равнодушно глядела вслед отъезжающим, стоя рядом с Ван Эйком среди неприбранных столов.

Беатриса молчала. На песке тут и там валялись обломки планера — обрывки холста, размочаленные стойки, перепутанные рулевые тяги. В нескольких ярдах от кабины я нашел Малыша Мануэля — мокрый ком, вроде утонувшей обезьяны, — и отнес его к яхте.

— Реймонд! — Беатриса обернулась к берегу.

Тучи сгустились уже над всем озером, первые вспышки молний целили в холмы позади дома. В наэлектризованном воздухе вилла, казалось, утратила всю свою пышность. В полумиле от нас по долине шел смерч, опустив свой пульсирующий хобот к озеру.

Грозовой шквал опасно дернул яхту.

— Реймонд! Там Нолан… он летит в смерче!

Тут и я различил чернокрылый планер, чертивший круги под чудовищным зонтом смерча. Нолан уверенно вел машину у самой воронки, не отставая от гиганта, словно рыб-ка-лоцман возле огромной акулы. Казалось, что он гонит торнадо на виллу Леоноры.

Через двадцать секунд смерч обрушился на здание, и я сразу потерял Нолана из виду. Вилла будто взорвалась, черный вихрь поломанных стульев и разбитых кирпичей вымахнул над крышей. Мы с Беатрисой бросились прочь от яхты и упали под дюну. Когда смерч пошел прочь, сливаясь с грозовым небом, черная муть еще висела над разгромленной виллой, обломки порывались снова взлететь. Вокруг нее носились клочья картин и перекрученные павлиньи перья…

Только через полчаса мы осмелились подойти к вилле. Веранда была завалена битой посудой и обломками мебели. Я долго не мог найти Леонору Шанель. Ее лицо попадалось повсюду: картины с ее резким профилем валялись тут и там на мокрых камнях. Ее улыбка, кружась, слетела на меня откуда-то сверху и обернулась вокруг моей ноги.

Ее труп лежал среди разбитых столов у эстрады, облепленный окровавленным холстом. Лицо было перекошено и разбито, как у того портрета, что Мануэль пытался вырезать в туче.

Ван Эйка мы нашли в лоскутах навеса. Он повис в путанице проводов, захлестнутый за шею гирляндой лампочек. Провода каким-то чудом не оборвались, и лампочки расцвечивали мертвое лицо разноцветными бликами.

Я склонился над перевернутым «роллс-ройсом», потом обнял Беатрису за плечи.

— А Нолана нет… не видно ни куска от его планера.

— Несчастный… Реймонд, ведь это он привел сюда смерч! Он управлял им…

По мокрой веранде я вернулся к телу Леоноры Шанель и прикрыл его кусками холстов — ее же растерзанными лицами.

Я увез Беатрису в студию Нолана, в пустыню у Коралла D. Мы ничего больше не слышали о Нолане и никогда не поднимались в воздух. Слишком много воспоминаний несут облака…

Три месяца назад случайный проезжий, заметив ветшающие за студией планеры, остановился у Коралла D и зашел к нам. Он рассказал, что видел над Алым Пляжем планериста, вырезавшего из облаков гирлянды и детские лица. Как-то раз тот вырезал голову карлика. Это, по-моему, как раз в духе Нолана, так что, выходит, он вырвался тогда из колец небесного удава.

По вечерам мы с Беатрисой сидим среди поющих статуй, внимая их голосам и глядя, как легкие облака собираются над Кораллом D. Мы ждем, что ветер принесет человека в темнокрылом планере — или теперь он будет раскрашен карамельными полосами? — и он вырежет нам облачных единорогов и морских коней, карликов, цветочные гирлянды и веселые детские лица…

Перевод Е. Гаркави

С Джейн Сирасилайдз мы повстречались в пору Великого Застоя, когда весь мир затопила волна лени, блаженной апатии, свойственной жаркому лету, растянувшемуся на целых десять незабвенных лет, и полагаю, именно это в основном стало причиной случившегося между нами. Разумеется, сейчас я и сам не могу поверить, что когда-то был способен на такие безумства, но в то время мне казалось, что виной всему — только Джейн.

Говорили о ней разное, но все единодушно сходились в одном — она была красавицей, хотя с генетическим кодом у нее была явная путаница. Сплетницы Пурпурных Песков вскорости определили ее как некую мутантку по причине безупречной кожи, отливавшей червонным золотом, и глаз, походивших на жуков-бронзовок. Однако это не отпугивало ни меня, ни моих приятелей, Тони Майлза и Гарри Дивайна, кстати сказать, они с тех пор оценивают своих жен довольно критически.