Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Малыш Мануэль так и не отвел от нее глаз. Они у него были влажные, как раздавленные цветы.

Представление началось через час. Огромные облака, подсвеченные закатным солнцем, висели над плато, как золоченые рамы для будущих картин. Планер Ван Эйка спиралью поднимался к первому облаку, срывался и карабкался снова, угадывая путь в сталкивающихся течениях.

Когда обрисовались лоб и скулы, гладкие и безжизненные, точно из пены, гости на веранде зааплодировали. Через пять минут, когда планер Ван Эйка спустился к озеру, я понял, что Шарль превзошел себя.

Облитый светом прожекторов, сопровождаемый аккордами увертюры к «Тристану» (репродукторы были установлены на склоне плато) портрет Леоноры торжественно плыл над нами, источая мелкий дождик. Мне казалось, что он раздувается от всей этой помпезности, словно гигантская резиновая игрушка. Облако попалось удачное: до самой береговой линии оно сохраняло форму, а потом сразу расплылось в вечернем воздухе, словно чья-то раздраженная рука смахнула его с небосклона.

Малыш Мануэль начал подъем, крутясь вокруг темного облака, словно уличный сорванец вокруг мрачной толстухи. Он метался в разные стороны, как будто не мог решить, что делать с этой непредсказуемой колонной холодного пара. Потом начал вырезать контуры женской головы. Кажется, никогда я не видел его в таком замешательстве. Когда он кончил, снова раздались аплодисменты, но вскоре они сменились хихиканьем и игривыми замечаниями. Приукрашенный портрет Леоноры перекосился в воздухе, подхваченный встречными течениями. Челюсть вытянулась, улыбка стала идиотической. За какую-то минуту громадное подобие Леоноры Шанель вывернулось вниз головой.

Я сообразил отвести прожектора, и внимание зрителей обратилось к чернокрылому планеру Нолана, взлетевшему к вершине нового облака. Обрывки облачной ваты кружились в темнеющем воздухе, мелкий дождь скрывал до времени двусмысленное творение Нолана.

К моему удивлению, портрет вышел очень похожим. Взрыв рукоплесканий, несколько тактов из «Тангейзера» — и прожектора озарили элегантную голову.

Стоя среди гостей, Леонора подняла бокал в честь Нолана.

Озадаченный его благородством, я пригляделся к небесному лицу и все понял. Именно точность заключала в себе жесткую иронию. Обращенная вниз линия рта, вздернутый, чтобы натянуть кожу на шее, подбородок, дряблое местечко под левой щекой — все было передано в портрете с той же убийственной дотошностью, что и в живописном портрете.

Гости толпились вокруг Леоноры, поздравляя ее с удачным представлением. Она же не отводила глаз от своего облачного портрета, словно увидела себя впервые. На висках ее выступили вены…

Наконец голубые и розовые огни фейерверка затмили плывущее над озером изображение.

Незадолго до рассвета мы с Беатрисой Лафферти шли по пляжу, наступая на трубки сгоревших ракет. На опустевшей веранде в лучах фонарей блестели неубранные стулья. Едва мы дошли до ступеней, наверху раздался звон стекла и женский возглас. Французское окно с треском растворилось, мужчина в белом костюме бегом пересек веранду.

Едва Нолан исчез в темноте, в освещенное пространство вступила Леонора Шанель. Устремив взгляд в темные облака, клубящиеся над виллой, она рассеянно обрывала одной рукой драгоценности вокруг глаз; они падали на плиты пола и слабо вспыхивали у ее ног.

Из-под эстрады вдруг вывернулся Малыш Мануэль и быстро пробежал на своих кривых ногах во тьму.

За воротами взревел мотор. Леонора повернулась и медленно пошла в дом, поглядывая на свои изломанные отражения в осколках стекла.

Высокий блондин с холодными и жадными глазами шагнул ей наперерез из-за поющих статуй, стерегущих темную библиотеку. Потревоженные статуи отозвались тихими арпеджио. Когда Ван Эйк медленно двинулся навстречу Леоноре, они подхватили и усилили ритм его шагов.

Следующему нашему представлению суждено было оказаться последним.

К вечеру над озером собрались тяжелые тучи. Тусклый отблеск солнца зловеще подсвечивал их черные чрева… Такие облака — не для скульпторов.

Ван Эйк не отходил от Леоноры. Когда я разыскал Беатрису, она хмуро смотрела вслед песчаной яхте, которая галсами шла к озеру. Предгрозовые шквалы трепали и дергали паруса.

— Я не вижу ни Нолана, ни Мануэля, — сказала она озабоченно. — Представление начинается через три часа.

— Представление уже окончено. — Я положил руку на ее локоть. — Когда освободитесь, Беа, приезжайте ко мне. Будем жить у Коралла D, я научу вас резать статуи из облаков…

Ван Эйк и Леонора вернулись через полчаса. Он прошел мимо меня, как мимо пустого места; Леонора прижималась к его плечу. Дневные драгоценности на ее лице ярко вспыхивали, разбрасывая резкие отблески по всей веранде.

К восьми, когда начали съезжаться гости, Нолана и Мануэля все еще не было. В электрическом свете веранда стала теснее и уютнее, но черные громады туч нависали над нею, словно крылья гигантской недоброй птицы.

Шарль Ван Эйк не продержался в небе и минуты: его планер сорвался в штопор, опрокинутый порывом бури. В пятидесяти футах от земли он сумел выровняться и даже поймал восходящий поток. Пока он не приблизился к туче, планер слушался; но при первой попытке оседлать вершину чудовищного облака машину опять перевернуло, закрутило… и на глазах у Леоноры и ее гостей планер с оторванными крыльями упал на мелководье.

Я вскочил и двинулся к Леоноре. И тут увидел Нолана с Мануэлем. Стоя под верандой, они молча смотрели, как Ван Эйк выкарабкивается из разбитого планера.

— Зачем было приходить? — спросил я Нолана. — Ты уж не летать ли сегодня собрался?

— Нет, — процедил он, не вынимая рук из карманов. — Потому и пришел.

Леонора блистала в вечернем туалете из павлиньих перьев, веером развернувшихся у ее ног. Сотни павлиньих глаз вспыхивали, отражали предгрозовой свет, облекали ее тело синепламенной кольчугой.

— Мадам Шанель, — сказал я извиняющимся тоном, — облака нынче как безумные. Сейчас будет буря!

Она кинула на меня насмешливый взгляд.

— А рисковать вы что… не собирались?

— Для таких облаков мне нужен Микеланджело на крыльях!

— А что Нолан? Тоже перепугался?

Она почти выкрикнула его имя. Нолан вскинул на нее взгляд — и отвернулся. Освещение над Западной Лагуной уже сменилось: половину озера заволокло тусклым маревом.

Меня дернули за рукав. Малыш Мануэль уставился снизу хитрыми детскими глазами.

— Реймонд, а я могу! Дай я возьму планер!

— Мануэль, брось, бога ради! Убьешься!

Но он уже проскочил между золочеными стульями. Леонора вздрогнула, когда он бесцеремонно дернул и ее за руку.