Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени

— Сию минуту. — Помреж снял сверкающий шишак и, пристроив его под мышкой, крупно зашагал прочь. Все между тем сделались очень ласковыми к Пьеру. Морис де Тардье положил ему руку на плечо и говорил, что глубоко сожалеет о холодности их первой встречи там, на поляне. Алисия крутила пуговицу на куртке Пьера и восклицала:

— Подумать только! Ну просто не могу себе представить!

Тут снова показался Аристарх Георгиевич. С ним шел молодой человек в белой блузе и белых штанах. Он приветливо глянул на Пьера.

— Меня зовут Гектор. Мне выпала честь сопровождать дорогого и почетного гостя, многоуважаемый…

— Пьер Мерсье, — сказал Пьер.

— …многоуважаемый Пьер Мерсье. А сейчас не желаете ли отдохнуть с дороги?

Они шли по красной каменной галерее. Сквозь щели густо лезла трава. Провал слева внизу — сплошное зеленое буйство. «Джунгли какие-то», — думал Пьер.

— Такой пейзаж нынче моден, — пояснил Гектор. Второй день этот голубоглазый красавец сопровождал Пьера повсюду.

— Скажите, я сделал ошибку? Мне не следовало прилетать?

— Нет, Пьер, вы не сделали ошибки, — ровно, дружелюбно сказал Гектор. — Я представлю вас членам Совета, вашему делу дадут ход. А вы пока отдыхайте.

Показалась низкая дверь из рассохшихся досок, схваченных коваными железными полосами. Гектор взялся за ржавое кольцо. Из открывшейся темноты пахнуло погребной сыростью.

— Прошу, — сказал Гектор.

Пьер согнулся и шагнул. Еще шаг. Брызнул свет. Большой белый мяч летал под низким синим небом. Несколько девушек бросились к ним навстречу.

— Это Пьер, — сказал Гектор. — Он из двадцатого века.

Всеобщий вздох изумления. Но не чрезмерного, как показалось Пьеру. Одна — кареглазая, красивая — подошла ближе. Впрочем, они все были красивыми. Пьер растерянно молчал.

— Меня зовут Полина, — объявила кареглазая. — Или просто Ина.

— А меня Елена, — сообщила смуглянка в голубой тунике. — Если хотите, Ена.

— Пьер.

— Да, я уже знаю.

— Откуда?

— От Гектора. Он только что вас представил.

— Ох, правда.

Его окружили, забросали вопросами:

— Вы видели когда-нибудь Пруста? А правда, что Набоков всегда жил в гостиницах? А Маяковский… Лорка Фолкнер… Бруно Травен… Глешоу? Впрочем, нет — Глешоу жил позже. А Хлебников? О, Хлебников!

— Да Бог с вами, — отбивался Пьер, — я многих этих имен и не слышал. Я, знаете ли, далек от литературы. Пруста, правда, читал, но видеть не мог — он умер за пару лет до моего рождения. И вообще, я ведь всю жизнь, если не считать войны, прожил в одном городе, в Париже…

— Париж! — вздохнула Полина. — Ах, вы расскажете нам о тогдашнем Париже. — Она тронула его за руку, приблизила лицо и, горячо глядя прямо в глаза, произнесла с чувством: — «Пьер, правду скажи мне, скажи мне правду, я должна, я хочу все знать!»

Пьер испуганно отшатнулся.

— Да что вы, голубчик! Это же Превер. О нем вы слышали?

— Превер? — обрадовался Пьер. — Жака Превера я знал, однажды даже пил с ним вино, — добавил он тихо, но в это время другая девушка, та, что спрашивала о Маяковском, запрокинув лицо, спасаемое от чрезмерной красоты слегка вздернутым носом, вдруг продекламировала:

— Но это же не Маяковский! — засмеялась Полина.

— Сама знаю. Но как здорово!

— А меня больше всего интересует Станислав Лем, — сказала девушка по имени Асса.

— Кажется, я где-то слышал это имя.

— Всего лишь слышали? То, что вы говорите, ужасно. — И она ушла.

— Ну вот, навалились на бедного путешественника, — сказал Гектор. — А он еще не пришел в себя после темницы нашего славного барона.

— Темницы? — удивилась курносая.

— Какая темница? — подхватил хор.

— Пьер вынырнул из времени совершенно неожиданно. И знаете, в какое поле угодил? «Славное игрище в Лонгибуре». Там его приняли за лазутчика, введенного Куксом для оживления игры. И с радостным усердием водворили в подземелье.

— Какой ужас! — прошептали девушки.

Пьеру, впрочем, показалось, что их шепот-возглас был слишком мелодичным, чтобы выражать искреннее беспокойство.

— Бедняжка, — сказала Ина. — Вы, должно быть, очень перенервничали.

— Ничего страшного, — бодрился Пьер. — Все было очень интересно. Пока меня не потащили на костер…

— Ах, костер! Ай, ай! — Лица девушек выражали совершенное сочувствие.

— Ина, — сказал Гектор, — мы идем к Харилаю. Не знаешь, где он?

— У него роль механика в «Среде». Фу, там дышать нечем. Надеюсь, вы туда ненадолго. Возвращайтесь потом к нам! Ну пожалуйста!

Девушки, кланяясь и приседая одна за другой, побежали вверх по косогору. И только смуглянка в тунике смотрела вслед Гектору и Пьеру.

— Они тоже во что-нибудь играют? — спросил Пьер.

— Разумеется. Игра называется «Матушка филология».

— Странное название. Что же они делают?

— Пишут. Литературные манифесты, критические статьи. Придумывают школы, течения. Дают им имена. Назовут, скажем, одних романтиками, а других — утилитаристами. А потом бьют романтиков за безответственное стремление к безграничной свободе и неуемную жажду обновления, а утилитаристов — за близорукое пренебрежение высокими страстями и легкомысленное неприятие мировой скорби.

— И этим занимаются такие славные девушки?

— Да, они зубастые. Играют весело, от души.

Они вернулись к дверце, которая с этой стороны оказалась похожей на легкую садовую калитку. Пьер доверчиво шагнул в темноту, ожидая увидеть уже знакомую каменную галерею и глухие заросли. Но вместо этого он очутился на сером асфальте у гранитного парапета, за которым свинцово лоснилась вода, играя чешуей нефтяных пятен.

— Не удивляйтесь, дружище. У нас особые двери. Они свертывают пространство, сразу соединяя нужные точки. Сейчас мы в поле игры под названием «Кризис окружающей среды».

На другой стороне реки за таким же парапетом из ноздреватого гранита громоздились серые, черные и грязно-желтые здания. Частокол труб, напоминающий гигантский крейсер, закрывал горизонт. Рыже-белые столбы дыма густо вспучивались под низким облачным небом.

— Здесь играют в отсталую индустрию, — говорил Гектор. — Наиболее увлекательные пассажи — отравленные реки, порубленные леса, изведенное зверье. Красные книги, штрафы, дебаты о безотходной технологии, проповеди об озоне, под шум которых живая природа потихоньку уступает место окружающей среде.

Навстречу им по чугунному мосту шел человек в видавшей виды спецовке. Пьер и Гектор столкнулись с ним на самой горбине.

— Здравствуй, Харилай, — сказал Гектор. — Это Пьер из двадцатого века.

— О, — сказал человек в спецовке, — тогда вам это, — он широко повел рукой, — должно быть хорошо знакомо.