Джек Финней - Меж двух времен (сборник)

«Они добираются и до нас», — сообразил я, поднимая взгляд, чтобы посмотреть на Джека, и в то же время — «Теперь Бекки должна остаться здесь».

Было 2:21 утра; я только бросил взгляд на свои часы и увидел, что через девять минут должен будить Джека на его смену. Я охранял дом, бесшумно расхаживая вдоль дверей второго этажа в одних носках; сейчас я остановился у двери в комнату Бекки. Я бесшумно приоткрыл ее, вошел и снова, уже в третий раз за свою смену, ощупал каждый сантиметр комнаты лучом фонарика, также, как все остальные помещения. Нагнувшись, я посветил под кровать, потом открыл шкаф и осмотрел его внутри.

Когда бело-голубой круг остановился на стене над головой Бекки, я присмотрелся к ее лицу. Губы ее слегка разомкнулись, она дышала спокойно и ровно, и приятно было видеть, как ее длинные ресницы отдыхают на румяных щеках. Охваченная сном, она была чрезвычайно привлекательной, и я поймал себя на мысли о том, как хорошо было бы прилечь рядом с ней на минутку, увидеть, как она сонно пошевелится, и ощутить совсем близко ее тепло. Вон из этой ловушки, сказал я себе и направился на чердак.

Наверху не было ничего необычного. В луче фонарика я увидел связку старых платьев моей матери, которые выстроились, укрытые от пыли, вдоль железной трубы; рядом на полу стоял пустой комод. Я рассмотрел старый отцовский секретер, на котором все еще были свалены его грамоты и дипломы — их принесли из его кабинета. В этом секретере хранились записи о насморках, порезанных пальцах, переломах, инфарктах, скарлатинах, дифтеритах, о рождениях и смертях большей части жителей Санта-Миры на протяжении двух с лишним поколений. Половина записанных тут пациентов уже умерла, и все, что лечил и выхаживал мой отец, стало тленом.

Я подошел к окошку, у которого мальчишкой любил сидеть с книгой, и посмотрел на Санта-Миру, лежавшую передо мной во тьме. Там, в этой темноте, спали жители города, многие из которых отец помог появиться на свет. Дул прохладный ночной ветерок, и на тротуаре под уличным фонарем беззвучно раскачивалась туда-сюда расплывчатая тень от телеграфных проводов. Отсюда я видел веранду Макнили и темную громаду их дома. Видно мне было и веранду Грисонов; там мы играли с Дотом Грисоном, когда мне было семь лет. Перила веранды немного скособочились, и их стоило бы подкрасить. Удивительно, почему они этого не делают, думал я, ведь они всегда старательно ухаживали за домом. Дальше виднелся белый забор Блейна Смита; весь этот город был полон соседей и знакомых. Я знал их всех, по крайней мере в лицо, со многими здоровался или заговаривал на улице. Я тут вырос, с детства я знал каждую улицу, дом, каждую тропинку, большую часть дворов, все холмы, поля и дороги на много миль кругом.

Но сейчас город был незнакомым. С виду неизменное, все, что я сейчас видел — глазами и умом, — было каким-то чужим. Светлый круг на мостовой внизу, знакомые веранды, темные дома и сам город позади них — все вызывало страх. Сейчас они были враждебны — все эти знакомые вещи и лица; город изменился, превратился во что-то ужасное и обернулся против меня. Он и на меня охотился — это я знал наверняка.

Заскрипели ступеньки, послышались чьи-то мягкие шаги, и я повернулся во тьме, пригнувшись, выставив фонарик, как оружие.

— Это я, — тихо произнес Джек, и, включив фонарик, я увидел его лицо, усталое и заспанное. Когда он остановился рядом, я выключил фонарик, и некоторое время мы молча всматривались в Санта-Миру. Снаружи и в доме стояла мертвая тишина: для человеческой плоти и духа то был час отлива.

Вскоре Джек пробормотал:

— Был внизу?

— Конечно, — сказал я, потом добавил в ответ на его непроизнесенный вопрос, — не беспокойся, каждое из них получило по сто кубиков воздуха внутривенно.

— Мертвые?

Я пожал плечами.

— Если так можно сказать о чем-то, что никогда не было живым. Во всяком случае, они возвращаются в первозданное состояние.

— Снова в серое вещество?

Я кивнул и заметил в свете звезд, лившемся через окно, как Джек вздрогнул.

— Что ж, — проговорил он деланно спокойным тоном, — это не было манией. Заготовки действительно существуют. Они дублируют живых людей. Мэнни ошибался.

— Да уж.

— Майлз, что происходит с… оригиналом, когда заготовка дублирует человека? Их что, становится двое?

— Очевидно, нет, — сказал я, — иначе мы бы увидели. Не знаю, что происходит потом.

— Так для чего нужно было всем твоим пациентам обращаться к тебе, уверять, будто все в порядке? Они же все лгали, Майлз.

Я только пожал плечами; я слишком устал, перенервничал и, наверное, разругался бы с Джеком, если бы попробовал ответить.

— Итак, — сказал он, тяжело вздыхая, — что бы там ни происходило, следует допустить, что это все ограничивается только Санта-Мирой и ближайшими окрестностями, потому что если это не так…

Он не договорил. После непродолжительного молчания Джек сказал:

— Значит, нужно обыскать каждый дом, каждое закрытое помещение во всем городе. И немедленно, Майлз, — тихо добавил он. — Каждого мужчину, каждую женщину и ребенка необходимо обследовать — не знаю, как и на что. Но следует выработать какой-то план, обдумать его и действовать как можно скорее. Хочешь сигарету?

Я взял сигарету из пачки, протянутой Джеком, и он дал мне зажигалку.

— Городская полиция и даже полиция штата не в состоянии это сделать, продолжал он. — У них нет власти; кроме того, представь себе, как ты им все это объяснишь. Майлз, это вопрос национальной безопасности. — Он обернулся ко мне. — Самая реальная угроза. Может, даже более того угроза, небывалая во всей истории человечества. — Кончик его сигареты засветился в темноте, потом он продолжил спокойно, вдумчиво, очень серьезно. — Значит, кто-то — армия, флот, ФБР — не знаю, кто или что, но кто-то должен занять наш город как можно скорее. И им придется вводить комендантский час, или осадное положение, или что-то еще, что угодно! И делать все, что может потребоваться. — Он понизил голос. — Вырвать это с корнем, раздавить, разбить, уничтожить.

Мы еще некоторое время стояли неподвижно. Я думал о том, что может лежать вокруг, под этими крышами, скрытое в потайных местах; размышление было не из приятных.

— Внизу есть кофе, — сказал я наконец, и мы направились к лестнице.

В кухне я разлил кофе, и Джек присел к столу. Я остался у плиты.

— Хорошо, Джек, — сказал я, — но как? Что мы должны делать? Позвонить Эйзенхауэру, что ли? Вот так запросто вызвать Белый дом, а когда президент подойдет к телефону, рассказать ему, что здесь, в Санта-Мире, которая на последних выборах голосовала за республиканцев, мы нашли несколько тел, вернее не тел, а что-то, чему мы не знаем названия, но что нас пугает, так что, пожалуйста, немедленно высылайте морскую пехоту?