Николай Беляев - Спасибо деду за победу [СИ]

Так, а вон видна фуражка — точно кто-то из командиров, может быть, даже тот самый лейтенант-пушкарь.

Воодушевлённый появившейся целью, Пашка рванул к мосту. Да, скорее всего, именно тот командир — фуражка с чёрным околышем, разговаривает с каким-то нескладным долговязым бойцом…

Вот те номер, это ж Павлуха! Догнал, удовлетворённо подумал Пашка.

Вроде чему бы и радоваться, особенно если вспомнить драку во дворе брошенного дома, но всё же единственный мало-мальски знакомый человек… здесь.

— Тащ командир, красноармеец Соколов, разрешите обратиться, — запыхавшись, подлетел он к говорившим, в последний момент вспомнив, что при оружии честь не отдают.

Да, младший лейтенант, один кубик на черных петлицах, шеврон-уголок на рукаве шерстяной гимнастерки, уже изрядно перепачканной. В руках — пулемет Дегтярева, выглядящий у него совершенно не к месту. Молодой, чуть ли не младше Пашки, лет двадцать. Пацан совсем. Махнул рукой — погоди.

— Полуторка. Человек десять, политрук в кабине. Все с ППД. Положили наших ребят за несколько секунд. Часа… часа два назад, — докладывал Павлуха.

— А ты как цел остался? — подозрительно скривился артиллерист. Бросил взгляд на Пашку, на кромку леса.

— Мы за водой ходили, — выпалил Пашка. — Сержант послал, были на другом конце деревни. Не успели…

— Не успели, а политрука видели?

— Спрятались, тащ командир. Решили, что важнее доложить о диверсантах, чем там и лечь без толку. А то получится — ребята зря погибли…

Павлуха-длинный даже рот разинул — явно такой прыти от Пашки не ожидал. А артиллерист-то задумался…

— Что там творится? — наконец спросил он. Сдёрнул фуражку, вытер лоб рукавом.

— Новогрудок с землёй сравняли, — помолчав, сказал Павлуха. — Судя по всему, Столбцы бомбят…

— Сейчас на Столбцы прошла куча хейнкелей, — опять вклинился Пашка. — Мессеры колонну беженцев обстреляли.

Пушкарь посмотрел на него, помолчал.

— Связи нет. Как же плохо без связи… и капитана Гриневича не хватает, — на его лице отразилась тоска. — Его же эти увезли… на полуторке. И велели мост ни в коем случае не трогать, отходить… А Гриневич говорил — зубами держать его, и жечь, если… — он махнул рукой. — Так, бойцы. С ДП кто умеет обращаться?

— Я, — отозвался Павлуха.

— Держи, дуй на первую линию, правый фланг, — пулемёт перекочевал в руки слегка ошалевшего Павлухи. — Ты, — палец командира упёрся в грудь Пашке, — к нему вторым номером. Вон под мостом короб, там три диска. Стволов запасных нет, пулемёт берегите. Мужики, — лицо его на секунду стало совершенно детским. — Если попрут — удержите хотя бы полчаса. Мост нельзя жечь сейчас, надо пропустить беженцев… сколько сможем. Давайте, мужики, рысью. Найдёте сержанта Горелко, доложитесь ему.

Два Павла переглянулись. Особо тёплых эмоций на лице Павлухи-длинного написано не было, но он не сказал ни слова. Только дёрнул головой — пошли.

— Сейчас, блины возьму, — Пашка, стараясь не поскользнуться, спустился под мост, увидел у подножия одной из опор квадратную коробку с дисками от ДП. Перекинул через плечо ремень, хотел было подниматься, но вспомнил о том, что собирался сделать. Вытащил из кармана смартфон, зашвырнул его в речку — только круги пошли.

Догнал Павлуху.

— Ты там что, портсигар выбросил, что ли? — поинтересовался длинный.

— Ну да, — не стал вдаваться в подробности Пашка. — Решил бросать… самое время.

— Ну и дурак, — резюмировал Павлуха. — Тебе не нужно — может, кому-то из ребят пригодилось бы… Эй, славяне! Где сержант Горелко?

Сержант нашёлся по центру — лет под сорок, с висячими усами, видимо, из старослужащих, а может — вообще из какого-нибудь хозвзвода. Устало махнул рукой в сторону фланга, показывая позицию.

Никаких траншей или более-менее толковых укреплений тут не было и в помине — так, отрыты небольшие капонирчики, скорее всего — наспех, сапёрными лопатками. Максимум — от пуль укрыться. Да, это вам не вырытые экскаватором траншеи…

— Вот здесь, — Павлуха поставил пулемёт на сошки, вытащил из чехла лопатку. — Давай, взяли. Надо хотя бы немного земли накидать…

Позиции располагались именно в той части узкого перелеска, что был обращён к полю — собственно, их и увидели с дороги. Над головами шумели берёзы, где-то далеко куковала кукушка. Неумело расшвыривая лопаткой неподатливую землю, Пашка ломал голову — что же не так? И не сразу сообразил, что поток беженцев на дороге почти иссяк. А это могло означать лишь одно…

Он, стараясь не вставать во весь рост, подобрал несколько ломаных веток — видимо, оставшихся после того, как маскировали выкопанную землю другие бойцы, — бросил их на бруствер.

— Тёзка…

— Чего тебе? — недовольно отозвался длинный.

— Людей на дороге почти нет. Скорее всего, немцы близко.

— Да всё равно, — зло отозвался Павлуха. — Тут их и встретим… Там на другом фланге сорокопятка есть, так что… так что ещё повоюем… внучек.

Пашка даже не обиделся. Одно было хреново — воевать придётся одному лишь Павлухе. Потому что пиленая «трёха» к бою непригодна.

А кстати… почему бы и нет?

— Слушай, ты у пулемёта… Дай твою винтовку.

— Тебе зачем, у тебя своя есть, — не удивившись и не возмутившись, сказал длинный, надевая каску.

— Смотри, — и Пашка показал ему вынутый затвор с ополовиненными упорами на личине. — У меня учебная, не было других. А у тебя — нормальная.

Только бы не посмотрел мою винтовку. Только бы не посмотрел… Сейчас, днём, увидит, что она чёрт знает на что похожа…

— Бардак у вас, а ещё ленинградцы, — философски отнёсся Павлуха. — Не надо тебе сейчас винтовки. Позицию демаскируешь… Лучше набивай мне пустые диски. Патроны хоть есть?

— Нет, — честно признался Пашка.

— Вот зараза… Держи, — длинный, чуть перекатившись на бок, выудил откуда-то из кармана бриджей четыре снаряжённые обоймы. Привстав, вытащил из подсумка ещё три. — Как же ты Родину защищать собирался…

— Спасибо, — с чувством сказал Пашка. Сейчас, несмотря на неприязнь, он готов был расцеловать тёзку — наконец-то пропало ощущение собственной бесполезности.

Как защищать… Не готов был я её защищать, подумал он. А сейчас — придётся.

Но вслух ничего не сказал.

А что такое — родина?

Понятие вдруг внезапно сжалось до этого моста через незнамо какую реку. Моста, который надо удержать любой ценой. До людей, бредущих по дороге. До того пацанёнка с мамой, которая разлила дерущихся водой, словно собак. До нескладного мужика в белой кепке. До…

До той девчонки, так и лежащей в канаве. И до десятков других — у которых, может быть, благодаря этому вот получасу появится шанс дожить до победы… или хотя бы до завтра.

— Тихо! Идут, — прошелестело по цепи слева направо.