Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- Ой, что ты, Юрятка! - поежился быстроглазый Иванка. - Страсть какая!

Юрятка лихо цыкнул сквозь выбитые зубы:

- И этот спужался! В башне волоковое окно есть, дощатой заслонкой задвигается. Ту заслонку снаружи легко поднять. Знаете, чай, што из этого окна по желобу спускают?

Ребята испуганно переглянулись. Они знали, да и кто в Ново-Китеже не знал, что из волокового окна башни спускали трупы посадских, запытанных палачом Суровцем. Новокитежане приходили к башне ночами, уносили своих убиенных родных и тайно хоронили - без креста, без молитвы, без ладана, без всего, чем могила крепка.

- А Суровец в башне захватит? Излупит! - опять начал приводить резоны осторожный Вукол.

- А мало нас дома лупят? - мрачно сказал Митьша. - Коли излупит, мы ему, стерьве, потом въедем по рылу навозным котиком!

- Я не пойду, - подался назад Тишата. - Мертвяков боюсь.

- И не надо! - отстранил его ладонью Юрятка. - Ты только в избе на полатях храбрый.

- Голосуем, братья-казаки! - вмешался Сережа. - Кто за мою резолюцию, чтобы идти в Детинец, прошу поднять руку.

- Годи, Серьга, - остановил его Юрятка. - Всем идти нельзя, заметно. Пойдут я, ты и Завид.

- И Митьша, - твердо сказал Сережа.

- Пущай и Митьша.

- А командовать парадом будешь ты, Юрятка.

- Чем командовать?

- Ну, атаманом у нас будешь ты.

- Это само собой! - важно оправил опояску Юрята. - Я, брат, всегда атаманом был. А тебе, Серьга, надо одежу сменить. За поприще [34] Поприще (устар.) - пространство, место для спортивных игр. видно мирского.

Сережа в Ново-Китеже ходил все в том же летном шлеме, в ученических брюках и куртке. Правда, куртку он то и дело забывал на футбольных площадках.

- Я свои портки и рубаху принесу. Мамка как раз на плетне их сушит, - предложил Тишата.

- Бежи. И чтоб одним пыхом! - приказал Юрятка. - Мамке не попадись.

Тишата слетал одним пыхом. Сережа надел холщовую рубаху, посконные штаны, на голову надвинул валяный шляпок. Свою одежду запихал в кусты.

- К башне пойдут все, - распорядился Юрятка. - Будете нас под стеной ждать. А ежели заметите что недоброе, знак голосом дайте. Песни, штоль, орите или свистите. Ну, шагаем с богом!

Первым во главе отважного отряда побежал Женька.

Пыточная башня накрыла ребят своей мрачной тенью. Они остановились. Маленькая улочка была пуста. Без крайней нужды никто не ходил и не ездил мимо Пыточной.

Митьша, прислушиваясь, поднял обвислое ухо шапки и стал похож на умного, насторожившегося щенка. Но на улице, на крепостной стене и на башне не слышно было ни голоса, ни стука, ни скрипа. Только далеко на лугах звенело и скрежетало: косец правил оселком косу.

- Полезли, спасены души! - указал Юрятка на сбитый из досок широкий желоб. - Я первый!

Он вскарабкался на четвереньках по желобу, осторожно поднял заслонку, подставил, чтобы она не опускалась, припасенную палку и пропал в темном проеме окна. За ним поднялись и скрылись в окне Митьша и Завид. Сережа не поднялся и до половины желоба, как внизу раздался горестный вой оставленного Женьки. В окне показалось встревоженное лицо Юрятки.

- Дай ему хорошенько! - тихо и сердито сказал он. - Ишь вопит!

- Его нельзя бить, он гордый, он меня уважать не будет, - шепнул в ответ Сережа и шепотом приказал псу. - Место! Лежать! Тихо!

Пискнув обиженно, Женька лег. Сережа спрыгнул через окно в башню и опустил заслонку. Через маленькое зарешеченное окно, выходившее на посадничии двор, видны были только безоблачное небо и вершины деревьев. Сережа огляделся. Они находились в небольшой комнате.

- В каморе этой тех запирают, кого на пытку приволокут, - объяснил шепотом Юрята. - А терзают в самой башне.

Он открыл жалобно скрипнувшую дверь. Сережа поглядел через его плечо и увидел темные от копоти бревенчатые стены. Ребята боязливо вышли из каморы.

В нижнем ярусе Пыточной башни окон не было. В железном кулаке, вбитом в стену, горел, потрескивая, большой смоляной факел. Он жирно коптил низко нависший потолок.

При мутном, трепетном свете факела Сережа увидел под самым потолком толстую жердь и свисавшую с нее веревку с пуком ремней на конце. Под веревкой лежало толстое бревно, в нем торчал топор. С рукоятки топора свисало диковинное ожерелье: нанизанные на веревку острые костяные клинушки. У стены в образцовом порядке стояли и лежали: тяжелый деревянный молот, длинный круглый штык-кончар, пятихвостный ременный кнут и разнообразные клещи и щипцы - широкие, узенькие, тупые, острые, зубастые и с маленькими чашечками на концах.

- Знаешь, Серьга, где стоишь сейчас? - с недобрым, пугающим огоньком в глазах шепнул Юрята. - В застенке стоишь, в пытальной палате тож. Жердь видишь? То дыба. Свяжет Суровец твои ручки белые за спиной вот этими ремнями, хомутом они называются, и потянет с помощниками за веревку. - Юрятка потянул веревку, жердь пронзительно взвизгнула, будто от дикой боли. Сережа вздрогнул и попятился. Юрятка мрачно усмехнулся. - У Суровца не попятишься. Вздернут тя на дыбу, и руки твои из плечей вывихнутся. Сладко? Это виска называется, а потом встряска будет. Меж связанных твоих ноженек быстрых просунет Суровец, кат проклятый, вот это бревно, - продолжал Юрятка с мрачной насмешливостью, - сам вскочит на него и плясать почнет. То и будет тебе встряска! И еще горшая мука есть. Иной на дыбе висит, а его кнутом бьют или железо каленое прикладывают, - лихорадочно шептал Юрята. - А ты. Серьга, чай, и одной встряски не выдюжишь. Кость у тя тонкая и мясы мягкие.

Сережа поднял глаза на дыбу, увидел себя висящим на дыбе, и корни его волос защипало от ужаса.

- Не выдержу, - опустив голову, прошептал он.

- А тятька мой почти десяток встрясок осилил! - громко и гордо сказал Митьша. - На дыбу его вздернут, а он старицу и посадника еще пуще лаять почнет. Вот каков мой батяня!

- О твоем батьке разговору нет, - уважительно ответил Юрята. - Стожильный мужик и зело на детинских свирепый. А мирскому застенок, чай, в диковину. Тут, Серьга, ишо гостинцы есть. Клинушки эти под ногти загонят. Ишо репка есть, - указал Юрята на клещи с маленькими чашечками на концах. - Ими пальцы на ногах прищемят, запоешь матущку-репку!… Ну ин ладно! Давайте из застенка выбираться. Дверь башенная только снутри запирается. Гляньте!

Юрята осторожно толкнул дверь. В мрачный застенок хлынул ликующий солнечный свет. Юрята выглянул и тотчас метнулся назад в башню.

- Палач! Суровец! - сдавленно шепнул он. - Прячься'

Налетая друг на друга, толкаясь и отпихиваясь, ребята кинулись в дальний темный конец башни и притаились там.

Башенная дверь распахнулась настежь. Вошел высокий, костлявый человек, длиннорукий, с маленькой кошачьей головой на широких плечах. Поверх кроваво-красной рубахи на нем накинут в опашку короткий траурно-черный кафтан. Палач подошел к своим инструментам и начал перебирать их длинными обезьяньими руками. Он шептал при этом что-то под нос и часто крестился.