Георгий Краснов - Треснутая трубка

В городе африканское солнце печет еще сильнее. Но люди, уместившиеся под широколистной пальмой, словно и не чувствуют жары: пожимают друг другу руки, а то вдруг, радостно возбужденные, начинают даже обниматься. Они, оказывается, только что вышли с приема, устроенного в их честь руководителями республики Зимбамве. Старый негр, то и дело поглаживающий свою редкую бородку, не выдержал, прослезился:

— Как ведь тепло говорили со мной, все о ране расспрашивали, — пробормотал он, не скрывая радостных слез. — Рана-то она что — заживет. Только жаль вот — не смог я прикончить этого Бранхауса…

— Не горюй, дедушка! Он ведь все равно получил то, что заслужил.

Это, конечно, радист Каро и его дедушка. Рядом с ними — Гурьян и Саржов, они внимательно слушают Отто Ойслендера.

— Вы совершенно правильно поняли часть формулы, приведенной в воспоминаниях майора Дина Маккойла, — говорит профессор. — Но как вы могли восстановить все остальные части так быстро — просто диву даюсь. Я ведь искал эти формулы всю жизнь.

— Значит, вы согласны работать в научном центре Зликэ? — спросил молчавший до сих пор Могого.

— Да. Очень меня заинтересовал атомный реактор, построенный с помощью этого молодого человека. Мне хочется поработать с вами, Саржов! Ну, а потом… Потом нам с Карлом хочется побывать на родине, на нашей Эльбе… Правда, я не знаю…

— А вы не сомневайтесь, профессор! — горячо ответил ему Саржов. — Такого ученого, как вы, немцы примут с великой радостью. В Германской Демократической Республике теперь великолепные научные центры.

— А мы, — задумчиво заговорил Могого, — опять пойдем в джунгли. И к Сараматским горам тоже… Ведь мы открыли только одну их тайну. Наземную, так сказать… А сколько в них кроется еще природных тайн! Крэ, тебе хочется стать геологом?

— Ой, еще как! — вскинулся молодой негр.

— В экспедицию ты опять пойдешь со Степановым. А вернешься — поедешь учиться в Советский Союз, в Москву. Тогда твой друг как раз возвратится к себе на родину…

— Ой, Гуринэ! — закричал Крэ, вскочив на ноги. — Так я могу увидеть и Кремль?

— Хоть каждый день, — засмеялся Гурьян.

…В городе африканское солнце печет еще сильнее. Но люди, уместившиеся под широколистной пальмой, словно и не чувствуют жары: пожимают друг другу руки, а то вдруг, радостно возбужденные, начинают даже обниматься.

— Один! Два! Три!.. — старательно считает мальчик, честно засунувший всю голову в дупло старого дуба.

Когда он досчитал до шестидесяти, даже девчонки успели попрятаться: кто за кусты орешника, кто в густую траву в дальнем конце поляны. Только один из подростков, — видимо, уверенный, что все равно успеет спрятаться лучше других, — нарочито неторопливо вышагивал в сторону рослых деревьев. Из-за пенька, густо обросшего стрелками молодняка, выглянула черноволосая голова:

— Саш, сюда, сюда! Тут Ромашка нас ни за что не отыщет!..

— А-а! Все равно он сначала девчонок найдет, — макнул рукой Саша. Но сам на всякий случай прибавил шагу и вскоре исчез за деревьями — только желтая майка мелькнула в прогале между темными стволами.

— Семьдесят шесть! Семьдесят семь!.. — упрямо долбил сзади голос Ромашки.

Саша, завернув за первое же дерево, увидел впереди низко осевший в землю сарай с почерневшими бревнами. Вокруг него стеной толпился малинник.

— Девяносто девять!.. Сто!

Саша улыбнулся облегченному выдоху товарища и, опустившись на четвереньки, ужом прополз сквозь малинник к углу сарая. Потом пробрался вдоль него к забору, заглянул от нечего делать в щель и застыл, заинтересованный.

На крыльцо дома лесника выпорхнула девочка в коротеньком платьице с чашкой в руках и тоненьким голоском начала подзывать к себе кур: «Цып-цып-цып-цып!» Куры, ковырявшиеся около ворот, с кудахтаньем понеслись на зов. Только петух, важно восседавший на заборе, укоризненно покачал головой, словно не одобряя их спешку, издал победное «кукареку» и вдруг лётом кинулся догонять подруг.

Саша удивленно смотрел на девочку. Он хорошо знал, что лесник и его тихонькая жена живут одни, что детей у них нет. Так откуда же вдруг взялась здесь эта звонкоголосая девчонка? В поселке для Саши тоже нет незнакомых ребят. Ну, может, и не всех он знает по имени, но в лицо-то уж точно узнает каждого. Наверное, эта девочка на летние каникулы сюда приехала… Чтобы разглядеть ее получше, Саша присел и отыскал в заборе щель побольше. Синенькое платьице на девчонке совсем коротенькое, не достает даже до колен, но оно очень идет ей. Не девочка, а прямо бабочка синяя — вон как машет ручками. Вот спорхнула со ступенек и вприпрыжку по двору, прямо к сараю! Саша отшатнулся от щели, но успел разглядеть, что глаза у девочки черные-пречерные, а на чуточку вздернутом носике и на щеках часто рассыпаны желтенькие горошинки веснушек. Она сразу напомнила ему Лидку, которая там, на полянке, спряталась сейчас в траве от Ромки-Ромашки. Ту самую Лидку-разбойницу, что вечно ходит с ободранными коленками, потому что ни в чем не хочет отставать от мальчишек и вправду ни в чем им не уступает. Бесстрашная она, Лидка, хотя моложе Саши на целых два года… Этой девчонке, так весело кормящей кур, тоже примерно столько же — лет двенадцать.

Представив, что она может подумать и сказать, обнаружив его здесь, Саша даже поежился. Разве поверит, что это получилось совсем случайно, когда вон уже сколько минут торчишь за забором, словно собираешься своровать что-нибудь! Нехорошо все вышло… А вон из-под крыльца, позевывая, вылезла здоровущая собака. Лесник не станет разбираться, что к чему, возьмет да спустит ее с цепи. Накинется такой зверь — бр-р…. Саша хотел было уж нырнуть в орешник, начинающийся всего в пяти-шести шагах от забора, но как раз в это время из распахнутого окна прозвучал женский голос:

— Римма-а!

— Чего, тетенька? — подбежала девочка к окну.

— На-кось, вывали за сарай ведро мусора…

— Сейчас, тетенька!

Саша обрадовался, что не успел убежать со своего места в орешник: ведь теперь он знает, как зовут незнакомую девчонку. «Так и есть, откуда-то приехала сюда на лето, — удовлетворенно подумал он. Эта курносая веснушчатая Римма чем-то ему очень понравилась. — Ишь ты, как она ласково разговаривает со своей тетей!..»

И опять только было шагнул он от сарая, как почти рядом с ним скрипнула калитка, — пришлось вжаться в угол между сараем и забором. За сеткой малинника мелькнули загорелые девчоночьи руки, поднявшие ведро, у ног Саши рассыпался мусор, и Римма уже убежала обратно, вполголоса напевая песенку: