Роберт Силверберг - Ч. де Линт: Страна сновидений Р. Силверберг: Письма из Атлантиды

Если бы только не его глаза.

Это были страшные глаза. В их глубине мерцали призрачные огоньки, предвещая опасность. Нина настолько перепугалась, что потеряла способность двигаться.

Пожалуйста, пусть он меня не убивает, думала она.

— Сны, — сказал незнакомец.

— К-кто вы?

— На самом деле ты хочешь получить ответ не на этот вопрос, ведь так? — ответил он. — Или не только на этот.

— Что вы хотите сказать?

— Ты хочешь знать, откуда я все про тебя знаю. Что я здесь делаю. Что мне нужно от тебя.

Нина смущенно кивнула.

— Меня зовут Элвер, — сказал он. — Но ты можешь называть меня Эл — как в песне.

Теперь в его глазах появилось насмешливое выражение.

Я только хочу, чтобы ты убрался, подумала Нина. Вообще из моей жизни.

— Не помогает, да? — спросил Элвер.

Она тряхнула головой.

— Я следил за твоей кузиной, потому что она заигрывает с колдовством, — сказал он. Но заколдована ты.

— Я?

Элвер кивнул.

— Это колдовство призывает нас из потустороннего мира. И это колдовство помогло мне найти тебя.

— Да бросьте вы, — хмыкнула Нина.

Она все еще побаивалась, но его слова прозвучали настолько нелепо, что не возразить было невозможно.

— Во мне столько же колдовства, сколько в пучке сельдерея, — добавила она.

Элвер улыбнулся.

— Вообще-то некоторые индейские племена используют корни и семена сельдерея как стимулирующее и тонизирующее средство, и даже как болеутоляющее. Это в некотором роде колдовство, разве нет?

Его улыбка заставила Нину вздрогнуть.

— Наверное. Но этим меня не заколдуешь.

— Нет. Но вот как насчет твоих снов?

— А что мои сны?

— Что они такое, но твоему мнению?

— Сплошное наказание, — вздохнула Нина.

— А если бы я сказал тебе, что все это происходит на самом деле?

Я бы решила, что ты псих, подумала Нина, но она понимала, что ей следует быть более дипломатичной.

— Я бы вам не поверила, — сказала она.

— Понятно.

Довольно долго он сидел молча. Насмешка угасла в его глазах, сменившись отчужденным, почти печальным выражением, которое навело Нину на мысль, что он смотрит куда-то вдаль прямо сквозь стены дома. Как будто видит то, что недоступно никому другому.

И это зрелище не из веселых.

— Позволь мне рассказать тебе кое-что, — сказал он. — Представь себе одно место, очень далеко, не в этом вашем мире, а… где-то еще. Долина, скрытая от любопытных глаз даже в том мало кому доступном потустороннем мире. Народ, живущий там, сродни лесным нимфам из вашей греческой мифологии, — они живут в деревьях. Они составляют с деревьями буквально единое целое. Движущиеся органы чувств, если хочешь, потому что, как бы далеко они ни удалялись от родного дерева, все равно остаются его частью, — в деревьях сохраняется их некая неотъемлемая сущность. И вопреки классическому представлению об этих существах в вашем мире, у них там есть оба пола.

Нине это не понравилось. Представь себе это место и народ, его населяющий, сказал он. Но его слова прозвучали отнюдь не так, словно он тоже всего-навсего представлял все это, а как будто считал его реально существующим. Как не понравилось и то, что он все время повторял «ваш мир», когда говорил о единственном существующем мире. Или когда речь шла о том, что она заколдована. В следующий раз, надо думать, он сообщит, что этот народец свои шалаши на деревьях обивает изнутри фольгой, чтобы укрыться от летающих тарелок, и что Элвер — самый настоящий их король.

Если ты псих — отлично. Каждый может быть психом, если уж ему так хочется. Но зачем же вламываться к вам домой с жуткими глазами и фантастическими россказнями! Потому что с таким же успехом этот парень может выхватить ружье и начать без разбору убивать людей.

А поскольку в доме никого больше не было…

— Ты меня пока еще слушаешь? — спросил он.

Нина быстро кивнула, не желая его злить.

— Конечно.

Подыгрывай ему, сказала она себе. Поддерживай его хорошее настроение.

Пока он продолжал, она обшарила глазами гостиную, пытаясь решить, чем можно было бы в случае чего треснуть его, — впрочем, едва допуская такую возможность. Она остановила свой выбор на вазе, сделанной матерью на занятиях по керамике пару лет назад. Ваза была достаточно увесистой, чтобы сбить его с ног, но не вышибла бы из него дух — в отличие от молотка, который папа забыл взять с собой, уходя на работу.

— Понятно, — говорил Элвер, — что в этом лесе заключена буквально жизнь тамошнего народа. Если погибнут деревья, погибнут и люди. Их жизнь полностью зависит от леса и сезонного жизненного цикла деревьев. Весной они расцветают. Лето — время самой полной жизни. Осень время сбора обильного урожая. А зимой они спят.

Он замолк и пристально взглянул на нее.

— Логично, — быстро ответила Нина.

Ваза стояла на столике у окна, у противоположной стены. Сколько туда шагов?

— Важно помнить вот о чем: так же, как жизнь людей зависит от леса, так и жизнь леса зависит от смены времен года. Зима ему нужна для отдыха, чтобы набраться сил. Лето — чтобы вырасти и впитать солнечное тепло. Самое главное — равновесие. Без него естественный порядок нарушается и все… изменяется.

Теперь Нина слушала его с большим вниманием. Она вдруг заметила, что он говорит уже не так, как сначала, когда только вошел в дверь. Он по-прежнему говорил по-английски, но с каким-то неопределенным акцентом. Модуляция речи тоже изменилась: от какой-то порывистой, свойственным уличным панкам, к чему-то похожему на речь преподавателя английского языка, когда тот читает вслух учебник.

— Однажды в долину пришла зима, — продолжал Элвер, — как она приходит каждый год, быстро сменяя пору осеннего урожая, но на этот раз зима не ушла. На этот раз она осталась. Год следовал за годом, а она все не уходила. И знаешь почему?

Потому что космические пришельцы похитили крошку-монашку, подумала Нина. Но не дура же она, чтобы произнести это вслух, а потому в ответ лишь покачала головой.

— Потому что пришла она.

Элвер снова умолк.

Он действительно верит в подобную чепуху, подумала Нина, и это сильно беспокоило ее.

Ее взгляд снова скользнул к вазе, а потом заметался по комнате, выискивая что-нибудь еще, до чего при необходимости было бы легко дотянуться. Но по-прежнему оставалось одно из двух — ваза или папин молоток. Все остальное, что приходило ей на ум, было просто слишком далеко.

— Кто «она»? — наконец спросила Нина, так как молчание слишком уж затянулось.

Взгляд светлых глаз Элвера из-под полуопущенных ресниц с угрожающим выражением остановился на ней.

— Ее зовут Я-вау-це. Это слово на языке племени кикаха означает «существо белого огня».

— Я частично кикаха, — сказала Нина, не удержавшись от того, чтобы не проболтаться. — Моя бабушка со стороны папы была чистокровной кикаха.