Роберт Силверберг - Новая весна

— Пожалуйста, — попросил Креш, — я хочу остаться.

С таким же успехом он мог обратиться к каменным изваяниям. Склонив свои копья, джики равнодушно и неподвижно смотрели на него. Их можно было принять за неживых, если бы не колыхания оранжевых дыхательных труб, которые свободно свисали от их голов, когда сквозь сегментные кольца проходил воздух.

Зенди издал мягкий нетерпеливый звук: он торопился тронуться в путь.

— Вы не поняли? — спросил Креш. — Я не хочу уезжать.

Молчание.

— Я прошу у вас убежища.

Молчание — холодное, непроницаемое.

— Именем Королевы, я прошу вас….

Это в конце концов сработало. Двое ближайших к нему джиков выпрямились, и в каждой грани их глаз вспыхнуло нечто, что можно было принять за гнев. Они подняли горизонтально копья, как будто собирались ими вышвырнуть Креша из Гнезда.

— Это Королева пожелала, чтобы ты теперь продолжил паломничество, — произнес мысленный голос. — Поэтому, именем Королевы, уходи. Уходи.

Он понял, что упрашивать бессмысленно: они безжалостно смотрели на него. Горизонтально поднятые копья создавали непроходимые ворота, отрезавшие его от Гнезда.

— Да, — печально сказал он. — Хорошо.

Он забрался в фургон. И тотчас, почти галопом, зенди понесся по высушенной серой равнине. Его это ошеломило: во время путешествия сюда из Доинно зверь не торопился. И Креш понял, что зенди управляла и — даже толкала — какая-то сила из Гнезда, и он знал, что это была за сила. Он сидел пассивно, позволяя фургону нестись куда угодно. Когда зенди останавливался, чтобы напиться и поесть, Креш тоже делал несколько глотков и жевал кусочки сушеного мяса, которое джики положили в его повозку. Так оно и тянулось, день за днем, спокойное путешествие, больше походившее на сон: сначала среди странных тупоконечных, песчаного цвета пирамидальных холмов; затем по региону жуткой эрозии, где яростно-малиновые горы образовывали фантастические арки и колоннады; после чего через зону грубой осоки, редких приземистых деревьев и разбросанных групп каких-то полосатых животных, которых до этого Креш никогда не видел и которые даже не обратили внимания на проезжавший фургон.

Однажды в середине дня, когда он пересекал песчаный, с остатками высохшей грязи, котлован, когда-то бывший озером, он заметил прямо перед собой фигуру кого-то из Нации, что, право, было неожиданно в этих незнакомых местах.

Зенди остановился, поджидая, пока огромное красное существо, переваливаясь, подойдет поближе. Ехавший на нем человек тяжело дышал.

— О боги! Сэр, может ли быть такое? Или это мне снится? Должно быть, это сон. Должно быть.

Креш улыбнулся. Попытался говорить. Он так долго не прибегал к помощи голоса, что получилось резкое, отрывистое карканье.

— По-моему, я тебя знаю, — наконец выговорил он.

Наездник подбежал к нему. Заглянув внутрь фургона, он уставился на Креша, недоверчиво покачивая головой:

— Сэр, Плор Килливаш. Из Дома Знаний! Вы не узнаете меня? Я был одним из ваших помощников, вы не помните? Плор Килливаш.

— Разве это Дойн но?

— Доинно? Нет, сэр. Мы находимся на джикской территории. Я иду вместе с армией вашего брата Фа-Кимнибола! Мы сражаемся уже несколько недель. Мы воевали в Венджибонезе и в паре малых Гнезд… — Глаза Плора Килливаша все больше и больше округлялись. — Сэр, как вы сюда попали? Ведь это невозможно, чтобы вы проделали весь этот путь в одиночку, правда? И почему вы здесь? Вы же знаете, что вам не надо находиться на переднем фронте. Сэр, вы меня слышите? Сэр, с вами все в порядке? Сэр?

Фа-Кимнибол находился в палатке. Его армия расположилась на краю прерии, которую называли Равнинами Минбейн. Он давал названия всем частям ландшафта этой незнакомой земли: горы Харруэла, озеро Танианы, река Толайри, долина Болдиринфы, ущелье Кошмаров. Насколько он знал, Саламан тем же самым местам давал свои имена, когда проходил мимо них. Фа-Кимнибола это не волновало. Для него огромные зубчатые горы, возле которых он находился три недели назад, были горами его отца, а это милое спокойное плоскогорье — равниной матери, и пусть Саламан называет их как угодно.

— Вот снова, — сказал он Нилл и Аруилане. — Я чувствую приближение короля — он идет во главе своих войск, следуя этим путем.

— Да, я тоже. В любом случае это что-то мрачное и жестокое.

— Саламан, вне всяких сомнений.

Она положила руку на его лохматое плечо, как раз на то место, куда несколько дней назад он был ранен джикским копьем. — Ты так произносишь его имя, словно враг он, а не джики. Ты боишься его, моя любовь?

Фа-Кимнибол рассмеялся:

— Боюсь Саламана? Я не очень-то часто употребляю сравнения для того, кого боюсь. Но Саламана, Нилли, не боится только дурак. Он стал чем-то вроде чудовища. Однажды я говорил тебе, что считаю его сумасшедшим. Но теперь он, мне кажется, переступил черту.

— Чудовище, — повторила Нилли Аруилана. — Но на войне все воины должны быть чудовищами. Разве не так?

— Но не такими. Я наблюдал за ним, когда в последний раз наши армии объединились. Он сражался так, словно хотел не только убить каждого подвернувшегося под руку джика, но и зажарить и съесть его. Его глаза горели таким огнем! Когда-то давно я видел, как сражался мой отец Харруэл, а он был человеком беспокойным, с могучими, горячими, жестокими силами внутри, но даже в ярости он казался спокойным. — Орган осязания Фа-Кимнибола изогнулся. — Я чувствую его. Он подходит все ближе и ближе. Что ж, возможно, и к лучшему, если армии снова объединятся. Я никогда не желал, чтобы мы продвигались по стране джиков в одиночку.

— Выпьешь немного вина? — спросила Нилли Аруилана.

— Да, непременно.

Близились сумерки. Скорее всего Саламан и его армия появятся к завтрашнему полудню, раз такое сильное излучение. Похоже, воссоединение двух сил после недель независимости будет натянутым. И только одним богам было известно, каким безумным человеком к этому времени стал король. Казалось, эта кампания стала для него путешествием в еще большее безумие.

«Беда началась, — подумал Фа-Кимнибол, — когда мы разрабатывали план захвата Венджибонезы: именно вспышка гнева Саламана, последовавшая за сообщением, что он не получит ни одного оружия Великого Мира, и послужила началом». С тех пор между ними появилась отчужденность. Они оба согласились с условием, что Саламан будет главнокомандующим, а Фа-Кимнибол — полевым генералом; но когда битва состоялась — особой согласованности в сотрудничестве между ними не было.

Правда, пока все шло хорошо. Между прочим, лучше, чем следовало ожидать.

Битва за Венджибонезу увенчалась головокружительным успехом. Там джики создали Гнездо, находившееся на поверхности: таинственное множество ветхих серых труб из папиросной бумаги, которые разбегались в сотнях направлений, пронизывая древний город от побережья до восточного подножия холмов. Саламан подошел к городу с запада, устроив у прибрежной стены огромные беспорядки с помощью огня и взрывов, в то время как силы Фа-Кимнибола осторожно спустились по склонам золотисто-коричневых гор, протянувшихся с севера на восток. Удивленные джики бросились к воде, чтобы выяснить, что происходит, когда Фа-Кимнибол уже приготовился атаковать сверху.