Алеся Троицкая - Церебрум (СИ)

— Что вам нужно? — сквозь зубы процедил он, только теперь замечая лысого.

— Она, — сдержанно, будто и не было между ними напряжения, сказала черноволосая.

— Хм… любопытно, и зачем же? — слащаво протянул Влá слав, пытаясь задвинуть за себя упирающуюся Эву.

— А это не твое дело. Эванжелина, хочешь выбраться на свободу из этого отвратительного места, пойдем с нами, мы тебе поможем.

Эва скрестила на груди руки.

— Вы думаете, я совсем шкура! Никуда я с вами не пойду!

И неважно, что только минуту назад она думала, что Влá слав это худшее, что с ней могло случиться.

— Слышали. Проваливайте. У меня нет желания тратить время.

Влá слав грубо схватил Эву за предплечье, уводя прочь. Но не успел сделать и пару шагов как за спиной, разрезая тьму, раздался оглушительный выстрел. Влá слав замер, а через секунду повалился на землю. Его глаза закрылись.

— Влá слав?!

Эва обернулась. Тот самый молчаливый траппер, пожирающий ее глазами, на вытянутой руке держал оружие. И, похоже, сам не понимал, что сделал.

— Я… я спас тебя, — неуверенно сказал он.

— Ты убил его! — закричала она и кинулась к бездыханному телу, лежащему на животе.

Ткань черной водолазки быстро напитывалась. С правой стороны в области лопатки кровь прилипла к ладошкам, стремительно покидая тело. Нащупав пальцами небольшое отверстие от пули, Эва не теряя времени стянула у Влá слава нож, стала кромсать его куртку, чтоб прижать к ране, понимая, что кровь выходит стремительно и что она не готова вот так отпустить мужчину.

— Влá слав, Влá слав, волчьи потраха, очнись. Влá слав! — Эва прижала свое ухо к его спине, пытаясь почувствовать сердцебиение, но в этот момент руки незнакомца оторвали ее от умирающего.

— Нет! Нет! Не трогай меня.

Вывернувшись, она хотела ударить парня в грудь ножом, но он ловко и слишком стремительно перехватил ее запястье, заставляя сталь выскользнуть из побелевших пальцев. Тогда Эва направила энергию злости в удар, попав по голени. Парень взвыл от боли, но смог сцепить ее руки магнитными кольцами.

— Послушай, мне очень жаль. Но нам нужно немедленно уходить, иначе нас всех убьют. Видишь? — он силой ее развернул, указывая вдаль, откуда быстро приближалась группа вооруженных мужчин.

Возбужденные убийством принципалов, они жаждали продолжения и непосредственного участия. Привлеченные выстрелом, спешили к молодым людям. Одно было понятно, мужчины неадекватны и не остановятся, пока всех не перебьют, и неважно, что перед ними трапперы. Алкоголь, дурман и всеобщее безумие сделали их бессознательными.

Эву страх не тронул. Тревога за жизнь Влá слава перечеркнула собственный инстинкт самосохранения. Оттолкнув парня плечем, она вновь оказалась возле мужчины, без возможности вновь приостановить кровотечение. Сцепленные руки за спиной ограничили свободу.

— Влá слав, Влá слав, очнись!

Из глаз брызнули слезы, искажающие картинку.

— Влá слав…. Ты не можешь… ты же такой сильный. Прошу, не уходи.

Болезненный укол обжог шею, но Эва даже не обратила на это внимание, так как в агонии находилась ее душа.

Синие пряди окончательно закрыли обзор, когда парень, движимый желанием как можно скорее уйти, так же, как недавно Влá слав, перекинул Эву через плечо. Он все дальше и дальше удалялся от обездвиженного тела.

Последнее, о чем подумала Эва, перед тем как провалиться в сон, это ирония, показавшая в сравнении, что смерть демона всего лишь пшик, а смерть Влá слава истинное горе.

Даже через закрытые веки, Эва могла почувствовать яркость полуденного солнца. Но открывать глаза не спешила. Боль и ломота во всем теле сделали ее похожей на желе. Ни руку, ни ногу невозможно было себе подчинить. Свежий ветер обдул лицо жаром. Приятное чувство. Эве оно напомнило дни, кода она беззаботно забиралась на свою любимую ель, чтоб быть ближе к небу, закидывала голову и закрывала глаза. Отключая возможность видеть, она вбирала в себя весь мир, только слыша и чувствуя то, что происходит вокруг.

— Власлав!

Эванжелина резко открыла глаза от обрушившегося на нее воспоминания, которое, будто огромный булыжник, придавило ее душу.

— Тихо… тихо… успокойся, — возле губ девушки оказалась бутылка с водой. Эва попыталась отстраниться, но воду вливали насильно, заставляя ею захлебываться.

Понимая, что выбора нет, она начала жадно глотать. Она встретилась с серо-зелеными глазами и хмурым лицом.

— Вспомнила, я тебя вспомнила!

— Ты меня узнала? — с надеждой спросил незнакомец, перестав ее поить. Не может быть! Хотя почему нет? Может, связь вовсе не односторонняя, как говорила Соня, и Эва тоже ощущает весь водоворот чувств и нежности. От надежды светлые глаза прояснились, в них застыла ожидание.

— Ты помнишь, в детстве мы встречались… мальчик с белыми кудрявыми волосами… и твой бот по имени Роби… или Ронни… прости, не помню, он еще меня ущипнул. А ты сказала, что я настоящий, такой же, как ты. То есть ты думала, что я принципал, а я оказался примитивом, и тебя это сильно удивило. Наверно…

— Ты больной? — презрительно скривилась Эва, усаживаясь поудобнее.

— Я видела тебя на экране в городе. Кстати теперь мне понятно, почему тебя посчитали нездоровым. Ты действительно ку-ку. Но не переживай, это не спасёт тебя, когда я попытаюсь вырезать твое сердце, — брезгливо выплюнула она, пытаясь больше не показывать свою слабость и скорбь. Скорбь, разъедающую получше кислоты и превращающую часть ее в пустошь безумия.

Было видно, что Эвины слова и ненависть, причиняют Артуру боль. Его лицо вновь посуровело, а через несколько секунд стало бесстрастным, таким пустым, будто перед ним один из демонов.

Если ему так неприятно и больно, зачем стрелял. Явно не из праздного благородства. Эва тяжело выдохнула, осматриваясь по сторонам — высокая трава, в которой утопало тело наполовину, яркое солнце, зависшее над головой, и отблеск стены, за которой они находились.

Вот она, долгожданная поверхность, вот то, о чем она мечтала в бесконечном подземелье. Вот свобода. Условная, но свобода.

Горечь, желчь, язва, все, что она ощущала сейчас. Ведь она чувствовала себя предателем, она чувствовала себя убийцей.

Эвин взгляд прошел по вытоптанной тропе, ведущей к круглому тяжелому люку, поверх которого сидела черноволосая Соня, жмурясь на солнце и жуя шоколадный батончик.

Когда она увидела, что за ней внимательно наблюдают, скривилась и отвернулась.

— Как ты могла позволить его убить?

— Кого? — будто не понимая, о ком речь, беззаботно уронила Соня, все так же не оборачиваясь.

— Влá слава, — сквозь зубы проговорила она. — Влá слава, который любил тебя, который носил на шее медальончик с твоим изображением. Овальный такой и очень старинный.