Ричард Мэтисон - Я – легенда

Она сидела, не выпуская из рук бокал, глядя на Невилла пустыми глазами.

– Вот почему крест не всегда действует, – закончил он.

– Вы мне не дали договорить, – сказала Рут. – Мы также применяли чеснок.

– Мне показалось, что вы его плохо переносите.

– Я его действительно плохо переношу. Я больна. Когда-то я весила сто двадцать фунтов. А теперь – девяносто восемь.

Он кивнул. Но, отправившись на кухню за другой бутылкой вина, подумал: «Она должна была уже привыкнуть к нему. За целых три года можно и привыкнуть».

А могла и не привыкнуть. Какой смысл сейчас сомневаться в ее словах? Она разрешит взять у нее кровь на анализ.

«Что ей еще остается. Все дело во мне, – подумал Невилл. – Я слишком долго прожил один. Я ни во что не поверю, пока не увижу это своими глазами в микроскоп. Новый триумф моей наследственности. Я сын своего отца, черт бы побрал его гнилые кости».

Стоя посреди темной кухни, вспарывая тупым ногтем фольгу на горлышке бутылки, Роберт Невилл глядел на сидящую в гостиной Рут. Его взгляд скользнул по халату, чуть-чуть задержался на едва заметных бугорках грудей, потом спустился по бронзовым икрам и лодыжкам, вернулся к гладким коленным чашечкам. У нее тело юной девушки. Трудно поверить, что она уже успела родить двоих детей.

«Самое странное во всей этой ситуации, – подумал он, – то, что я ее не хочу».

Если бы она появилась года два назад или даже позже, он мог бы взять ее силой. Тогда у него бывали ужасные минуты, когда он серьезно обдумывал самые отвратительные варианты удовлетворения своей потребности, с маниакальной настойчивостью воображая их снова и снова. Но потом начались эксперименты. Сигареты пылились в углу, алкоголь перестал быть жизненной необходимостью. Сделав над собой сознательное усилие, он целиком отдался исследованиям – как ни странно, успешно. Секса больше не хотелось: вожделение практически отступило.

«Монашеский путь к спасению», – думал он. Рано или поздно половое влечение должно прекращаться, – иначе ни один нормальный мужчина не смог бы выдержать без секса.

Теперь он, к счастью, почти ничего не чувствовал – ну разве что легкий зуд где-то под скалистыми напластованиями воздержания. Он был доволен таким положением вещей. Особенно сейчас, когда нет уверенности, что Рут – та самая долгожданная спутница. Когда нет уверенности даже в том, что он позволит ей дожить до послезавтра. Как ее вылечить?

Надежд на излечение маловато.

Он вернулся с откупоренной бутылкой в гостиную. Подлил ей вина – на ее губах на миг появилась улыбка.

– Я тут любуюсь вашими обоями, – сказала она. – Полное ощущение, что находишься в лесу.

Невилл только хмыкнул.

– Должно быть, много пришлось потрудиться, чтобы так замечательно оборудовать дом, – проговорила она.

– Кому, как не вам, это знать, – сказал он. – Вы же прошли через то же самое.

– У нас ничего подобного не было, – ответила Рут. – Наш дом был маленький. И морозильник вдвое меньше вашего.

– У вас, наверно, кончилась еда, – предположил он, внимательно наблюдая за ней.

– Замороженная кончилась, – сказала она. – Мы питались одними консервами.

Он кивнул.

«Логично», – вынужден был признать его рассудок.

Но ему по-прежнему что-то во всем этом не нравилось. Что-то его интуитивно раздражало.

– Ну а вода? – спросил он Рут.

Женщина молча уставилась на него.

– Вы ни одному моему слову не верите?

– Да нет, – ответил он. – Мне просто любопытно, как вам жилось.

– Ваш голос врать не умеет, – сказала она. – Вы слишком долго прожили в одиночестве. Разучились обманывать.

Невилл опять только хмыкнул, с неприятным чувством, что она его дразнит.

«Это нелепо, – уговаривал он сам себя. – Женщина как женщина».

И она, пожалуй, права. Он, должно быть, действительно сделался грубым, безжалостным отшельником.

Только какое это имеет значение?

– Расскажите мне о вашем муже, – попросил он внезапно.

Ее черты исказила какая-то тень, мимолетное воспоминание. Она поднесла к губам бокал с темным вином.

– Только не сейчас, – сказала она. – Пожалуйста.

Невилл тяжело опустился на диван, сам не понимая, почему вдруг его охватило какое-то неопределенное раздражение. Все ее слова, ее манера поведения вполне могут объясняться пережитыми бедами. Но с тем же успехом это может быть лживый спектакль.

«Зачем ей лгать?» – спросил он сам себя.

Утром он проведет анализ ее крови. Какая ей выгода от лжи сегодня вечером, если спустя считаные часы он узнает правду?

– Знаете, – сказал он, пытаясь разрядить обстановку, – я вот о чем задумался. Если три человека смогли пережить чуму, то мог выжить и еще кто-нибудь?

– Думаете, мог? – спросила она.

– А почему нет? Наверняка были и другие невосприимчивые к болезни люди.

– Расскажите мне побольше о микробе, – сказала она.

Замявшись, он поставил бокал на стол. Что случится, если он ей все расскажет? Что, если она сбежит, а после смерти вернется? Вампир, которому известно все, что известно Невиллу, – это ужасно.

– История длинная, подробности очень нудные, – проговорил он.

– Вы что-то сказали о крестах, – не унималась она. – Откуда вы знаете, что это правда?

– Помните, я рассказывал про Бена Кортмана? – сказал он, радуясь, что можно вместо свежей информации изложить уже известный ей факт.

– Тот, которого вы…

Он кивнул.

– Да. Идите-ка сюда, – позвал он, поднявшись. – Я вам его покажу.

Остановившись за ее плечом у глазка, он почувствовал запах ее волос и кожи. И невольно отшатнулся.

«Просто замечательно, – подумал он. – Мне, значит, даже запах не нравится. Мне, словно вернувшемуся из страны разумных лошадей Гулливеру, внушает отвращение людской запах».

– Вот он – тот, что у фонарного столба, – сказал Невилл.

Она что-то пискнула в знак подтверждения. Потом проговорила:

– Их так мало. А где остальные?

– Большинство я истребил, – ответил он, – но пока не вполне успеваю за ними угнаться.

– Господи, а фонарь-то горит! – заметила она. – Я думала, они уничтожили электросети.

– Я подсоединил его к моему генератору, – объяснил он, – чтобы наблюдать за ними.

– Они не бьют лампочки?

– Лампочка в очень прочном абажуре.

– И они даже не пробуют влезть на столб, чтобы ее разбить?

– Я вешаю на столб чеснок.

Она покачала головой:

– Все-то вы предусмотрели.

Отойдя назад, он уставился на нее.

«Как только она может так спокойно смотреть на них? – удивился он. – Как она может задавать мне вопросы, делать замечания, когда всего неделю назад на ее глазах их сородичи разорвали ее мужа?»

Сомнения, опять сомнения. Когда только им будет конец?

«Лишь тогда, когда я буду в ней уверен», – ответил он сам себе.