Jack Vance - Золото и железо. Кларджес

«Понятное дело, — отозвался Кудеяр. — Вы занимаете достопримечательную должность».

Канцлер рассмеялся: «Я закладываю краеугольные камни, поздравляю новых амарантов, читаю обращения в Пританеоне». Он презрительно махнул рукой: «Все это никому не интересно. Тем не менее, круг моих полномочий, в их полном объеме — если бы я решил ими воспользоваться — в самом деле впечатляет».

Кудеяр вежливо согласился, хотя прекрасно знал, что уже через сутки после того, как канцлер осмелился бы воспользоваться даже самой незначительной из своих прерогатив, Пританеон единогласно подверг бы его импичменту. Должность канцлера была анахронизмом — не более чем символом исполнительной власти, унаследованным с тех времен, когда чрезвычайные ситуации возникали практически ежедневно.

«Внимательное прочтение положений Великой Хартии показывает, что канцлер должен выполнять функции верховного трибуна, защитника интересов населения в высшей инстанции. Мои полномочия — и, по существу, мой долг — заключаются в том, чтобы инспектировать государственное имущество и общественные учреждения. Я могу созывать внеочередные заседания Пританеона и временно распускать законодательное собрание. Кроме того, я — главнокомандующий Коллегии Палачей, — Аймиш язвительно усмехнулся. — При всем при том моя должность отличается одним крупным недостатком. Она не обеспечивает никакого подъема». Нахмурившись, канцлер взглянул на приехавшего вместе с ним темнокожего сутулого молодого человека: «А этот нахальный подонок делает мое положение еще более тягостным. Он бесконечно меня раздражает!»

«Кто он?»

«Мой секретарь, заместитель, мальчишка на побегушках и козел отпущения. Официально этот бездельник занимает должность вице-канцлера, еще более бессмысленную, чем моя». Аймиш с неприязнью поглядывал на своего помощника: «Тем не менее, Рольф настаивает на том, чтобы его рассматривали как незаменимого мастера на все руки». Канцлер пожал плечами: «А вы где делаете карьеру, Кудеяр?»

«В Актуарии».

«В самом деле? — Аймиш заинтересовался. — Любопытнейшее учреждение! Может быть, в один прекрасный день мне следует его проинспектировать».

Музыка кончилась, слушатели разразились похвалами и аплодисментами. Рори Макклахерн пытался скрыть свое удовольствие, покачивая головой с самоуничижительным неодобрением. Завязался продолжительный разговор.

К полуночи гости начали уходить. Кудеяр ненавязчиво пристроился на диване в углу гостиной, и в конечном счете он и Джасинта остались вдвоем.

Амаранта Джасинты присела на тот же диван с другой стороны, подложив под себя ногу и раскинув руки на спинке дивана. Вопросительно подняв брови, она спросила: «Так что же? Вы собирались меня уговаривать и умолять — помните?»

«Не уверен, что это мне поможет».

«Вряд ли».

«Почему вы так настойчиво меня преследуете?»

Она проворно повернулась к нему, опираясь рукой на боковой валик дивана: «Вы никогда не видели того, что привелось видеть мне — иначе вы могли бы понять, чтó я чувствую». Бросив на него быстрый оценивающий взгляд — словно для того, чтобы подтвердить некий внутренний образ — она продолжала: «Иногда память возвращает меня в Тонпенг, в Гондвану. Каждый день там разжигают огромный жаркий костер перед Великой Ступой, и жрецы танцуют вокруг костра. Каждый день там совершают ужасное жертвоприношение...»

«А! — отозвался Кудеяр. — Этим может объясняться, конечно, лихорадочный характер вашей одержимости».

«Если демоны существуют, — прошептала амаранта Джасинты, — все они собрались в Тонпенге». Она посмотрела Кудеяру прямо в глаза: «Все, кроме одного».

Кудеяр предпочел не рассматривать это замечание как личное оскорбление: «Вы преувеличиваете, представляя себе гондванских жрецов как исчадия ада. Не забывайте о том, что они живут в контексте своей, а не нашей культуры. Они совершают жертвоприношения вполне невинно; в конце концов, вся история человечества — бесконечный перечень подобных злодеяний. Мы — результат эволюции, потомки хищников. За исключением нескольких синтетических пищевых продуктов, каждый кусочек съестного, потребляемый человеком, он отнимает у других живых существ. Мы — убийцы от природы, мы убиваем, чтобы жить!»

Ужасные слова заставили амаранту Джасинты побледнеть, но Кудеяр игнорировал ее реакцию: «Подобные поступки не вызывают у нас никакого инстинктивного отвращения — их осуждение вызвано лишь воспитанием, культурой самого последнего времени».

«Вот именно! — воскликнула аватара Джасинты. — Неужели вы не понимаете, что именно в этом заключается священное предназначение Предела? Мы обязаны совершенствовать себя. Допуская существование Чудовища, мы грешим против наших детей, против нашего будущего».

«И вы решили, что ради будущего ваших детей меня следует исключить из числа живущих».

Она смотрела на него, возбужденно дыша, но ничего не ответила.

Помолчав несколько секунд, Кудеяр спросил: «Как насчет извращенцев? Как насчет амаранта Абеля Мондевиля? Он не только лишил жизни вашу подругу, он покончил с собой».

«Будь моя воля, — процедила она сквозь зубы, — каждое Чудовище, к какой бы филе оно не принадлежало, было бы уничтожено раз и навсегда!»

«Постольку, поскольку это выходит за пределы ваших возможностей, зачем меня преследовать?»

Она наклонилась к нему — ей не терпелось, чтобы он ее понял: «Я не могу остановиться. Я не могу отступить. Я не могу предать свои идеалы».

Их глаза встретились — на мгновение они замерли, как завороженные.

«Гэйвин Кудеяр! — хрипло сказала она. — Вам следовало довериться мне в Карневале! Теперь вы — мое персональное Чудовище, и я не могу игнорировать этот факт».

Кудеяр взял ее за руку и ласково сказал: «Насколько любовь лучше ненависти!»

«И насколько жизнь лучше ее отсутствия!» — сухо отозвалась она.

«Я хотел бы, чтобы вы меня поняли полностью, окончательно! — напряженно произнес Кудеяр. — Я буду драться, я выживу. Я способен на безжалостность, превосходящую ваше воображение».

Ее кулаки сжались: «Значит, вы никогда не подчинитесь принципу справедливости!» Она вырвала руку: «Вы — дикий зверь, рудимент далекого прошлого! Ваш генотип должен быть уничтожен, пока вы не наплодили тысячу таких же хищников!»

«Подумайте еще раз, прошу вас! — настаивал Кудеяр. — Я не хочу начинать войну».

«Почему бы я передумала? — амаранта Джасинты холодно усмехнулась. — В любом случае, не мне вас судить: я представила ваше дело на рассмотрение Совета Амарантов, и они приняли решение».

Кудеяр поднялся на ноги: «Значит, вас невозможно переубедить?»

Она тоже встала — ее прекрасное лицо горело воодушевлением: «Конечно, нет».