В. Бирюк - Расстрижонка

Как аварийный вариант при проявлении внимания Андрея к Софье такой выход должен был рассматриваться и обговариваться. Типа: «пока не затихнет». Потому что следующее решение, если «не затихнет» — её смерть. Причём смерть… естественная. В баньке угорела, в речке утонула, грибочков поела… Нет, «грибочки» срабатывают, только если вокруг ещё группа покойников.

Будь Феодор в нормальном состоянии — он сам, или через ближайших слуг, нашёл бы лучшее решение в этой ситуации. Но его наместник поступил проще: отправил Софью в Москву. Она, де, спешно выехала родню навестить. Тайны наместнику обсказаны не были. Вот он и поступил по инструкции.

А меня зачем с собой тянут? — А, похоже — ни зачем. Епископа в Ростове нет, отдавать трофей заместителю — Петеньке западло. Ему ли, боярину из самых бОльших, с каким-то шестёркой владыкиной — добычей делиться?

Это в здешних вятших вбивается «с младых ногтей». Что с бою взял — твоё. Дальше — наградить нижних, подарить равным, поклониться верхним. Но взятое — придержать. «До случая». Вот меня и прихватили — чисто «что под руку попал». Если бы они знали — кто я, то возможны были бы варианты. Как с немедленной ликвидацией, так и с выкупом. А так — просто скотинка двуногая. При случае — может и пригодиться. Ненадобен — продать: лоб здоровый, серебришком обернётся.

«Копейка — рубль бережёт», «Всё в дом, всё в дом» — русские народно-хозяйственные.

Чисто хватательный рефлекс: «цап — в карман».

Потому как другой вариант: Софочка в меня влюбивши. Ну вот так прям. С первого взгляда и прижима. — Напрочь не верю. Скорее наоборот: она со мной кокетничала, «проверяла на прогиб», отвлекала и дурила. Чтобы я чего лишнего не учудил. И оказалась права: горловину своего походного мешка я так и не развязал, всё откладывал, пока она… позволяла себя под ручку вести. Значения в стычке никакого, но, при чуть другом раскладе, скорость с которой я вытащил бы «огрызки»…

Умная, смелая, энергичная, опытная… стерва. Так и запишем.

Судя по солнышку, мы топаем на юг. Как проходить-то будем? От Ростова до Москвы — двести вёрст, машиной по трассе — часа четыре. А вот лодочкой…

Из Московских волоков помню Яузский. Он проходил по линии улицы Пионерской. Мимо зданий концерна «Энергия» и ЦУПа. «Яузское мытище». Названия «мытищи» в разных вариантах встречаются в топонимике русских земель. Мытари там сидели и прохожих мытарили.

По реке Яузе купцы от Москва-реки поднимались вверх на лодках до того места, где она поворачивала почти под прямым углом на юг и уходит в большое торфяное болото. Здесь пока вместо болота — озеро. Здесь же, в 21 веке, будут находится и город Мытищи. От Мытищ идёт волок вёрст семь в Клязьму. Перетащенные по суше лодки спускаются в Клязьму около селения Городищи. Напротив будет деревня Баскаки. Яузский мыт будет давать хороший доход, для контроля его поступления в ордынские времена сюда посадят ханского баскака.

Волок серьёзно обустроят: с обоих сторон будут обширные овраги, видимые ещё в 19 веке, служившие пристанями и спусками к речкам.

Другой известный волок — Сходненский. Там корабельщики «сходили с волока». Тоже Клязьменский.

У меня была надежда, что я смогу «поднять шум» на волоке в Суходу, где я с волоковщиками подрался. Где мне обещали интенсивную такелажно-сексуальную жизнь. Увидят мужички личико моё битое, «быдлу без падлы», возбудятся, и моих нынешних мучителей… Увы, мы шли западнее, да и пасли меня крепко. Через первый волок просто пинками прогнали, замотанным в тряпьё и нагруженным. Будто лошака какого.

Вывалились в Плещеево озеро. Которое они называют то — Клещеево, то — Кащеево. Переяславль-Залесский, и присоседившийся рядом более древний Клещин — посмотреть не удалось: мешок с головы не снимали. Так я и не сумел поприветствовать «Ярилину плешь» — своею.

Второй волок, в Шеру, тоже помню смутно. Снова замотали да так побили… Что и нагружать не стали — сами тащили. Как спустились по Шере в Клязьму — были предложения меня на вёсла посадить. Садюги. Но — воздержались.

Петенька фыркнул:

– Лоб здоровый, а бестолочь. Учить его, ума-разума вкладывать… время потеряем.

Я, естественно, рвался заявить о своей преданности и верноподданности. А также сообразительности, обучаемости и исполнительности. Вы меня только развяжите… Я, вам, с-с-с… Хоть ползком, хоть зубами… Мда. Такой лодейный поход устрою…!

Так и выкатились мимо ЦУПа в Яузу. А там уж недалече: вниз по Яузе, вверх по реченьке и к Боровицкому холму.

Ведьмина горка. Так её первые вятичи называли. Горка — выше и уже, чем в 21 веке. По вершине холма — дерево-земляная крепость, 8 лет как поставлена князем Андреем. Валы здесь могучие: 15 метров — шириной, 7 метров — высотой. Перед ними — рвы: 18 — в ширину, 5 — в глубину.

Здесь два оврага были, их для обороны ещё до-угро-финны использовали. Как бы не с середины первого тысячелетия до РХ. Потом вятичи их соединили и углубили. Потом Андрей до ума довёл.

Поверху валов — стены деревянные, брусчатые, Андреем поставленные. Невелики — полкилометра длиной, метров пять — высотой.

Перепад высот, от дна рвов до кромки стен — метров 17–18. Фиг влезешь.

Ага. Через семьдесят лет монголы возьмут городок за пять дней. Через двенадцать лет — возьмёт Калауз, князь Глеб Рязанский. Просто — уметь надо.

Мы мимо поселения прошли, в устье Неглинной причалили. Тут «своя» пристань — для своих. Прохожие — вдоль Москва-реки становятся, с другой стороны от города.

Церковку видать: церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, доживёт на этом месте до XIX века. Под ногами щебёнка. В Кучково есть и деревянные улицы, выложенные плахами. Но обе главные улицы от крепости вниз — к Неглинной и к Москворецкой торговой пристани — вымощены щебнем.

Особо посмотреть не дали: мешок на голову, петлю на шею, побежали. По щебёнке босиком… а потом голыми коленками… Подрясник мой уже давно без подола остался — вот я и проехался. Не видать же ничего! Сдёрнули мешок, дали по рёбрам, пнули в задницу, огрели по спине, перетянули по лодыжкам…

Вокруг народ стоит, смотрит. Местные. Москвичи. Хохочут. Девушки из скромности платочками закрываются, когда хихикают. Парни ржут в голос и пальцами показывают. Давай, Ванюша, пошевеливайся. Как и положено рабу свеже-похолопленному.

Эпизод мелкий. Тащили, упал, побили. Сдёрнули мешок с головы. А чего ж таиться? — На своей же земле! У себя в дому!

Люди Петеньки устали, рвались к своему жилью. Вот же оно! Пару сотен шагов пройти — дом родной! Кто-то из слуг сдёрнул мешок. Чтобы меньше со мной возиться, чтобы я не падал на каждом шагу. Облегчил себе жизнь. На чуть-чуть. Уже почти дойдя. Поленился. Да и не знали они — кого тянут. Вот и явили мою тыковку свету белому.