Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Весы Моластера. Давно — ночи и луны назад или дни и солнца — я вступила на этот странный путь в согласии с Весами Моластера. Но теперь они вышли из равновесия, как всегда бывает, и вместо добра мои усилия приносят зло, удивительно, как много зла таится в надежде на добро.

Я думаю, что Моластер оставил меня, и я брошена в прилив и не могу выплыть.

Видимо, я чересчур верила в себя и в свои беды, и теперь за это наказана.

Я стояла в лагере среди мертвых — и врагов, и моих маленьких существ — и смотрела вокруг, зная, что все это началось частично из-за меня, из-за моих действий, за которые должна была отвечать только я. Некоторые думают, может быть, и правильно, что мы всего лишь игрушки в руках великих сил и движемся туда и обратно не по собственному желанию.

Но если такая вера успокоит чье-то сердце и отгонит чувство вины, она не поддержит того, кто знает характер Певца. Я, например, отказываюсь в это верить.

Мой дух оплакивает маленький народ и Малика, хотя я знала, что Белая Дорога не тяжела для тех, кто в близком содружестве с нами. Иногда гораздо тяжелее возвращаться к этой жизни, чем пройти через ворота на дорогу, которая ведет куда-то в другое место. Мы не должны позволить себе горевать о тех, кто ушел: ведь они только снимают старые одежды и надевают новые.

Это относится и к моему маленькому народу. Но те, кто еще страдает… ах, как я тоже чувствую их боль, их лихорадку, их несчастья. Я должна также нести груз жизни и для другого — для того, кто убежал из лагеря с такой грозой в душе, какая бывает у человека, идущего на смерть. Я должна найти его, если смогу, потому что в глубоком долгу перед ним.

Я подозревала худшее — что в глубине души я желала именно такого конца. И если такие сильные желания взвешиваются на весах, они влияют на происходящее. Хотя я не воплощала эти желания в жизнь пением, могу ли я быть уверенной, что бессознательно я не влияла на будущее?

Я знаю, что могу предложить один выход человеку который был Крипом Ворландом из другого мира, и, если он его примет, то…

Я говорила моему маленькому народу успокаивающие слова, говорила им то, что должна была сказать, и пела над жезлом, хотя был еще день, а не ночь, поскольку не могли ждать темноты.

Затем я накормила и напоила тех, кто так долго были моими товарищами. После этого я села с Симлой и сказала ей, куда должна уйти и почему.

Солнце заходило, когда я вышла из лагеря.

Без силы моего жезла я не нашла бы след. Но когда Крип Ворланд входил в тело Джорта, жезл помогал этому и мог теперь найти его, куда бы он ни ушел по земле Ииктора. Я взяла с собой рюкзак с продуктами, поскольку не знала, далеко ли придется идти, хотя я чувствовала, что Джорт близко.

Поразмыслив, я удержалась от того, чтобы искать его мыслью: может быть, он теперь закрыл свой мозг для меня, а может быть, мой зов отвлечет его как раз тогда, когда ему понадобится вся его ловкость и хитрость для спасения собственной жизни. Я была больше чем уверена, что он не просто бежал, куда глаза глядят, когда узнал всю правду, а скорее всего, ушел искать битвы.

Вполне возможно, что он намерен умереть в такой стычке.

Когда мы принимаем форму маленького народа, мы всегда знаем, что одновременно принимаем и свойственные им мерки. А когда человек находится в таком состоянии, в каком был Крип Ворланд, он реагирует в новой форме самым диким образом.

Из всех животных барск — самый хитрый, умный и свирепый, и эти три качества резко отличают эту породу от всей другой жизни на Иикторе.

Только потому, что барск был болен от дурного обращения, я и пошла работать с ним, пока в мой лагерь не пришел Крип Ворланд.

Вот почему я была уверена, что создание, которое я ищу, стало на время диким охотником.

Он наверняка преследует какого-нибудь беглеца из банды Озокана. Среди убитых не было тела Озокана, возможно, теперь оно и служит приманкой. А сколько людей с ним? Я не знала общего числа напавших.

Все, кого мы застали в лагере, теперь покойники, но ведь захватчиков могло быть и больше.

Дорога вела к границам владений Озокана.

Настала ночь, и с ней пришла Луна, всегда помогавшая Тасса. Я запела — не словами, выводившими мою власть наружу, а внутренне, спрашивая, почему жезл не указывает направление. И я не устала, потому что жезл цвел и тем питал мой дух.

Когда поешь, не думаешь ни о чем, кроме цели, образующей ноты. Я шла с единственным желанием — найти потерявшегося. Если Моластер поможет мне хоть самую малость, все еще может окончиться хорошо.

Дорога вела меня вверх, но все вокруг было в темноте. Я не была более в устойчивом мире, луна воевала с тьмой — то та, то другая захватывала полосу земли. Я шла быстро, потому что тот, кого ведет песня и жезл, не может тащиться нога за ногу.

В предрассветные сумерки я вошла в долину, где господствовал запах смерти, устрашавшей дух. Я увидела тела трех людей. Двоих я не разглядела, потому что не знала их, а третий был Озокан. Когда я подошла к тому месту, где он лежал на грубых носилках, как будто ему так и полагалось по рождению, я увидела того, за кем пришла.

Я поискала мысль, боясь найти молчание мертвого тела. Но нет! Дух слабо мерцал, но все еще держался! Я успела как раз вовремя.

Воткнув жезл в грязную землю, я послала пламенную благодарность Моластеру, а затем осмотрела раны в красном мехе, таком близком по цвету к крови, что страшно было смотреть.

Серьезная рана была только одна, причиненная глубоко вонзившимся поясным ножом. Он так и торчал в ране. Я стала работать, как никогда еще не работала. По отношению к моим маленьким существам я действовала из любви и жалости, а здесь я должна была спасать разум, чтобы последний шанс для каждого из нас не был потерян.

И я победила смерть своими руками, своим знанием и властью песни.

Обычно мы боремся со смертью, не переходя последней баррикады. Среди Тасса не встретишь таких, кто посягнул бы на свободу другого и отрицал бы его право на Белую Дорогу, если тот уже сделал по ней первые шаги. Вытаскивать его обратно с дальнего пути — это значит повредить его будущему. Но в данном случае речь шла не о Тасса. Я встречала расы, которые разделяли наш взгляд на Великий Закон. Для некоторых из народов, я знала, смерть считается полным уничтожением, и они относятся к ней с ужасом, омрачающим их жизнь. Я не знала, как Крип Ворланд смотрит на смерть, но была убеждена, что он имеет право сделать свой выбор — видеть ли в смерти врага или брата. Поэтому я старалась для него, как ни для кого из своих.

Дух еще жил в нем, но останется ли он, смогу ли я удержать его — об этом я боялась думать.

Ранним утром я снова запела, на этот раз громко, призывая всю власть, которую могла собрать.