Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

— Идет человек.

Я еще раз обтер голову о землю. Глаза слезились, но видели. Ночь создана для активности барска, для меня тени не были густыми, как для человеческих глаз. Я остановился за скалой, прислушался и ждал, забыв о своем злосчастном носе.

Конечно, настоящий барск или другое животное удрало бы от такого оружия. Несчастье разведчика заключалось в том, что ему встретился ненастоящий барск.

Он шел медленно. По виду он походил не на человека, а на какой-то бесформенный тюк: скрывавшая его шкура каза свободно болталась на нем.

Я приготовился.

Время от времени он останавливался, вероятно, пытаясь разглядеть в темноте какие-то ориентиры.

Может быть, барск нападает с криком, я же молча метнулся вперед, нацелившись на ту часть приближавшейся округлой фигуры, которую я считал своей лучшей мишенью. Каким бы ловким он не считал себя, я победил его неожиданностью.

Я совершил убийство по образцу, показанному мне Симлой, и, задыхаясь, лег рядом с тем, кто еще недавно ходил, дышал и был человеком. Я смутно удивлялся, что не чувствую тяжести содеянного мной, как будто я куда больше барск чем человек. Я убил — но этот факт ничуть не задевал меня. Мы, Свободные Торговцы, пользовались оружием для защиты, но никогда не несли с собой войны, предпочитая при затруднительных обстоятельствах обходные пути.

Я видел мертвых и до того, как попал на Ииктор, но они в основном умерли своей смертью или от несчастного случая. Если же это было убийство, оно случалось только в результате ссоры между чужаками и отнюдь не касалось торговцев, и я не имел к нему никакого отношения.

Но в это убийство я был втянут, как, наверное, не вовлекались мои предки за целые века.

Однако, меня это не тревожило, и я даже был удовлетворен хорошо проделанной работой. Правда, во мне шевельнулось опасение, что чем дольше я останусь в этом теле, тем сильнее станет во мне звериное начало, пока, наконец, не останется только четвероногий Джорт, а двуногий Крип исчезнет.

Но сейчас не время было поддаваться страхам, и я поспешил отогнать тревожные мысли. Я предпочел обдумать то, что стояло непосредственно передо мной. Если я оставлю этого разведчика здесь, его может найти тот, кого пошлют за ним. Может, лучше ему исчезнуть совсем?

Мертвый!

Из кустов вышел один из длинноносых, большеруких животных, которых я видел бьющими в барабан на эстраде Майлин на ярмарке. На его спине сидел всадник, загнувший хвост колечком. Оба они уставились на разведчика, и от них исходила волна удовлетворения.

— Мертвый, — согласился я.

Большерукий зверь понюхал тело, выразил отвращение и отступил. Я посмотрел на останки и решил оставить все как есть.

На мягкой земле остались отчетливые следы. Оба существа посмотрели на меня с удивлением. Их вопрос ясно читался.

Оставить знаки — все против людей, — объяснил я.

Я вовсе не был уверен, что они поймут. Возможно, они повиновались лишь тогда, когда мое внушение совпадало с их собственными желаниями.

Они пристально посмотрели на землю, где я оставил свою подпись — отпечатки.

Затем маленький спрыгнул со спины своего товарища и поставил обе передние лапы с сильно расставленными пальцами рядом с ясными отпечатками.

Затем он встал на задние лапы и, склонив голову набок, осмотрел результат. Его отпечатки походили на следы маленьких человеческих рук.

Большерукий неуклюже прошелся взад и вперед, оставляя путанные следы своими ногами с длинными пальцами. Затем маленький вновь оседлал его.

Я осмотрел почву. Пусть теперь разведчика найдут. Запись вокруг него заставит их призадуматься: трое совершенно разных животных, похоже, сообща разделали человека. Если враги поверят, что все животные из лагеря выступают против них, им придется дважды оглядываться на каждый куст, на каждое дерево. Они будут ждать нападения даже из-под листвы.

Трудно представить себе, что такая разношерстная команда могла бы объединиться против общего врага: это не в их природе.

Однако Тасса имеют власть, которая и так уже держала равнинных жителей в страхе. Поставленные вне закона были людьми достаточно отчаявшимися, чтобы убить Малика, возможно, теперь они решат, что против них действуют не только природные, но и сверхъестественные силы. А для людей, итак уже скрывающихся, такое соображение может оказаться гибельным и сломит их окончательно.

Первое время мы шли не только не прячась, а наоборот, оставляя полные следы трех животных, путешествующих вместе. Потом мы стали скрывать следы: пусть следопыты решат, что мы растаяли в воздухе.

Заря застала нас в ложбинке, где журчал ручей. Там были скалы, среди которых мы и укрылись. Мои товарищи задремали, как и я, но были готовы в любой момент проснуться. Мы находились к востоку от лагеря и достаточно близко к тому пути, которым должна была вернуться Майлин… Но как скоро мы могли надеяться ее увидеть?

Мой нос все еще был забит той вонью, и я ничего не мог уловить.

Это был необычный день — солнце скрывалось в облаках, но не было и намека на дождь, только туман закрывал горизонт.

Создавалось впечатление, что за пределами видимости были значительные и, возможно, опасные изменения, независимо от того, что сообщали мои глаза. Мне очень хотелось, чтобы у кого-нибудь из нас были крылья, и можно было бы поближе и лучше осмотреть местность.

Но если среди маленького народа и были птицы или какие-нибудь летающие создания, я их не видел. Так что наш обзор был ограничен. Самым удивительным в этот день был просто невероятный контакт с остальными разбежавшимися животными.

Они так соединили свои мозги, что фрагментарные сообщения быстро шли по достаточно широкой линии связи, и я надеялся, что эта линия перекроет весь путь, по которому может вернуться Майлин.

Там были парные комбинации вроде той пары, которая была в ложбине со мной — большерукие животные и их наездники. По-видимому, такое партнерство существовало не только на сцене, а оставалось и здесь. Отвечали все — Борба, Ворс, Тантала, те, кто барабанил на сцене, и те, кого я не мог опознать. Симла, видимо, оставалась возле лагеря, как я и просил, поскольку от нее ответа не было.

В этот день я обнаружил, удерживая и читая мысли маленького народа, что он не равняет Тасса с равнинными жителями, а рассматривает последних как естественных врагов, избегает их и относится к ним презрительно и враждебно.

Тасса же, наоборот, принимались маленьким народом сердечно, как родственные и надежные товарищи.

Я вспомнил слова Майлин и Малика о том, что Тасса, готовившиеся стать Певцами, поселяются на время в тела животных. В чьем теле жила Майлин, когда бегала по холмам? Была ли она Борском, Симлой или кем-нибудь из тех, кто сейчас сопровождает меня? Имело животное выбор или назначалось? Или же это происходило случайно, как было со мной, потому что барск был болен и оказался под рукой?