Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Директор велел запереть обезьян в лазарете зоопарка. Двоих шимпанзе, Абеляра и Элизу поместили в одну клетку. Они стали супружеской парой и не было, казалось, причин их разлучать. Это показывают те психологические трудности, которые возникают, когда приходится иметь дело с титанами. Даже люди, которые занимаются их пересадкой, все еще думают о том, что хозяева — обезьяны, хотя, на самом деле, это уже титаны.

В следующей клетке содержалась семья гиббонов, больных туберкулезом. Их не использовали в качестве «хозяев», поскольку они были больны, и клетки между собой связаны не были. Они были изолированы друг от друга передвигающимися панелями, и каждая из них была оборудована автономным кондиционером. На следующее утро панель была отодвинута, а гиббоны и шимпанзе оказались вместе. Абеляр или Элиза сумели каким-то образом открыть щеколду, которую открыть раньше у них не хватало ума. Но комбинация обезьяна-слизняк легко справилась с той задачей.

Итак, вечером было пять гиббонов плюс два шимпанзе с двумя титанами. Однако на следующее утро там уже было семь обезьян, оседланных семью титанами.

Это открытие было сделано за два часа до того, как я отправился в Канзас-Сити, но Старика об этом не уведомили. Знай он об этом, он догадался бы, что Канзас-Сити кишит титанами. Я мог бы и сам догадаться об этом. Если бы Старику было известно, что случилось с гиббонами, операция «Ответный удар» не состоялась бы.

— Я смотрел стереовыступление президента, — сказал мне доктор Варгас. — Не вы ли тот самый человек, то есть, я имею в виду, не были ли вы…

— Да, я тот «самый человек», — согласился я коротко.

— Тогда вы можете нам многое рассказать об этом феномене.

Возможно, я мог бы, — признался я, — но не могу.

— Вы имеете в виду то, что не видели случая размножения делением, пока вы были, так сказать, их «подопечным»?

— Верно. — Я несколько раз задумывался над этим. — По крайней мере, мне кажется, что так.

— Мне дали понять, что… э… жертвы полностью все помнят, что с ними происходило?

— Что ж, это так и не так, — начал объяснять я то отрешенное состояние слуги, которым командует повелитель.

— Я полагал, что это могло произойти, пока вы спали.

— Может быть. Кроме сна, существует еще период, вернее, периоды времени, которые почти выпадают из памяти. Например, во время общения титанов между собой.

— Общения?

Я объяснил, что имел в виду.

Глаза его засверкали.

— О, вы имеете в виду совокупления?

— Нет, я имею в виду «общения»!

— Мы говорим об одном и том же. Ведь это ясно, как день. Совокупление и деление — они размножаются по собственному желанию, когда им позволяет это наличие доступных «хозяев». Возможно, для каждого деления нужен один контакт. Затем, когда появляется возможность, происходит деление — получается два взрослых дочерних паразита буквально за несколько часов… вероятно, даже за меньшее время.

Если это было правдой, — а глядя на гиббонов, я мог и не сомневаться в этом, тогда почему мы зависели от посылок в Конституционном клубе? И зависели ли на самом деле? Не знаю. Я видел то, что хотел мой повелитель, и видел только то, что происходило перед моими глазами. Однако было ясно, каким образом был насыщен Канзас-Сити. Имея под рукой уйму «живого материала» и космический корабль, груженный транзитными ячейками, титаны стали размножаться, пока их количество не сравнялось с численностью людского населения. Допустим, что на том космическом корабле, который, по нашему мнению, приземлился неподалеку от Канзас-Сити, имелась тысяча слизняков. Предположим, что они могут размножаться каждые двадцать четыре часа.

Первый день — тысяча слизняков.

Второй день — две тысячи.

Третий день — четыре тысячи.

В конце первой недели, то есть на восьмой день — 128 тысяч слизняков. Через две недели — более 16 миллионов этой пакости в день.

Но мы не знали, ограничена ли скорость их размножения одним разом в сутки. Так же, как и не знали того, какова истинная сущность летающей тарелки. Она могла нести гораздо больше тысячи ячеек, например, десять тысяч, а может быть, еще больше или меньше.

Возьмем за основу десять тысяч, которые способны к делению каждые двенадцать часов. Тогда через две недели получим ответ: более чем два с половиной триллиона!

Цифра эта уже непостижима — это поистине космическая величина. Такого количества людей нет на всем земном шаре, не говоря уже об обезьянах.

Мы шли к тому, чтобы увязнуть по колено в слизняках — и притом очень скоро.

Я почувствовал себя еще хуже, чем там, в Канзас-Сити.

Доктор Варгас представил меня доктору Маккилвейну из Смитсонианского института. Доктор Маккилвейн был авторитетом в области сравнительной психологии, автором, как сказал мне Маккилвейн, монографии «Марс, Венера и Земля: изучение движущихся целей». Варгас, казалось, ожидал, что это произведет на меня огромное впечатление, но, к своему счастью, я не знал этой книги. Так или иначе, но как можно изучить побуждения марсиан, если они все были мертвы к тому времени, когда мы еще не помышляли слезать с деревьев?

Они завели профессиональный разговор, я же продолжал наблюдать за гиббонами. Через некоторое время Маккилвейн спросил у меня:

— Мистер Нивенс, сколько времени длится общение?

— Совокупление, — поправил его Варгас.

— Общение, — повторил Маккилвейн. — Это процесс более важный.

— Однако, профессор, — настаивал Варгас, — совокупление является средством обмена генов, а мутация распространяется с помощью…

— Антропоцентризм, профессор! Откуда вам знать, что у этой формы жизни есть гены?

Варгас покраснел.

— Во всяком случае, генные эквиваленты, — сказал он сдавленно.

— Почему они должны быть? Я повторяю, сэр, наши рассуждения основываются на аналогии, что совершенно неправомерно. Есть только одна характерная черта, общая для всех жизненных форм, и это — стимул выжить.

— И размножиться, — настаивал Варгас.

— А если организм бессмертен и ему нет надобности в размножении?

— Однако… — Варгас пожал плечами. — Нам известно, что они размножаются. — Он сделал жест в сторону обезьян.

— А я делаю предположение, — не унимался Маккилвейн, — что это не размножение, а единый организм, осуществляющий пространственную экспансию. Нет, профессор, нельзя быть настолько приверженным идее гаметно-зиготного цикла, чтобы забыть о возможности существования других образцов.

— Но повсюду в Солнечной системе… — начал Варгас.

— Антропоцентризм, террацентризм, — тут же оборвал его Маккилвейн. — Это провинциальный подход к решению проблемы. Эти существа могут происходить из любой другой системы, совершенно отличной от Солнечной.