Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Я перевел дыхание. Мэри погладила меня по руке, и я откинулся назад в кресле, стараясь расслабиться. Радость, охватившая меня, была столь велика, что мне стало как-то не по себе. Теперь я увидел, что зеленый свет исходит не только из Литтл-Рока, но и из какого-то городка гораздо западнее, городка в штате Оклахома. Внезапно загорелись еще сразу два огонька — один в Небраске, другой возле самой границы с Канадой. К ним тут же присоединился еще один голос, на этот раз с гнусавым акцентом уроженца Новой Англии. Я задумался над тем, каким образом он угодил в Красную зону.

— Немного напоминает ночь после выборов, не так ли, шеф? — шутливым тоном спросил Мартинец.

— Похоже, — согласился президент, — только вот обычно мы не ждем сообщений из Мексики. — Он указал на карту. — Зеленым светом загорелся мексиканский город Чиауа.

— Черт побери, вы правы. Что ж, теперь государственному департаменту придется улаживать пограничные конфликты.

Президент ничего не ответил, и, к моему облегчению, Мартинец замолчал. Президент, казалось, разговаривал сам с собой. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и вслух процитировал Свифта:

— «У больших вшей есть маленькие на спине, которые их кусают, а в свою очередь у маленьких есть еще меньшие вши, и так до бесконечности…»

Я вежливо улыбнулся, хотя при данных обстоятельствах эти слова показались мне не совсем уместными. Президент обвел взглядом собравшихся.

— Не угодно ли, господа, кому-нибудь поужинать? Я что-то проголодался, впервые за все эти дни.

К исходу следующего дня на карте зеленых огоньков было гораздо больше, чем красных. Рекстон велел установить два информационных табло, подключенные к вычислительному центру Нью-Пентагона. На одном отображался процент освобожденных от слизняков территорий, на другом — предполагаемое время спасательного десанта, время, которое обеспечивало бы максимальную эффективность спасательной операции. Время от времени эти цифры менялись. В течение последующих двух часов время десанта зависло в районе семнадцати часов сорока трех минут по времени Восточного побережья.

Рекстон поднялся.

— Я намерен начать на 17:45, господа, — провозгласил он. — Разрешите, господин президент?

— Безусловно, сэр.

Рекстон обернулся к нам с отцом.

— Если вы, Дон Кихоты, не изменили своего решения отправиться туда, сейчас самое время.

Я встал.

— Мэри, жди меня.

— Где? — спросила она. Мы заранее договорились, причем не ссорясь, что она не будет участвовать в десанте.

— Я хочу предложить миссис Нивенс, — вмешался президент, — остаться здесь. Как никак, она член семьи.

— Благодарю вас, сэр, — усмехнулся я.

У полковника Джибси вытянулось лицо.

Двумя часами позже цель была под нами, и дверь вертолета открылась. Отец и я прыгнули последними, после тех ребят, которые на самом деле принимались за работу. У меня взмокли ладони, похоже, что я впервые в жизни узнал, что такое страх. Надо вам сказать, что я всегда чертовски не любил прыжки с парашютом, а тут еще…

Держа лучемет в левой руке, а в правой шприц с антитоксином, я переходил из квартиры в квартиру в выделенном мне квартале. Я находился в районе трущоб. Эти многоквартирные дома были построены более пятидесяти лет тому назад. Я уже сделал более двух десятков инъекций, и должен был сделать еще вдвое больше, после чего мне следовало направиться в ратушу для встречи с другими участниками спасательной операции.

Постепенно моя работа начала мне надоедать.

Я знал, почему я вызвался — это было не просто любопытство. Я хотел видеть, как они дохнут! Я хотел наблюдать за процессом их гибели, видеть их мертвыми, упиваясь ненавистью, переполнявшей все мое естество. Но теперь я пресытился зрелищем дохлых слизняков, и оно мне опротивело. Мне захотелось домой, принять ванну и забыть обо всем на свете в обществе Мэри…

Не то чтобы работа была тяжелой. Нет. Она была просто однообразной и вызывала отвращение своей монотонностью. Пока что мне не попался ни один живой слизняк, хотя мертвых я насмотрелся вдоволь. Я сжег одну бродячую собаку, на которой, как мне показалось, был горб — на все сто процентов я не был уверен, что это слизняк, так как освещение было плохим. Мы начали незадолго до захода солнца, а теперь было уже почти темно.

Я закончил проверку многоквартирного дома, в котором находился, на всякий случай громко крикнул и вышел на улицу. На ней почти никого не было. Так как все население было поражено лихорадкой, на улицах нам почти никто не попадался. Единственным исключением был какой-то мужчина, который бежал ко мне, размахивая руками. Глаза его были пусты.

— Эй! — завопил я.

Он остановился.

— У меня есть то, от чего вам сразу станет легче, сэр. Поднимите, пожалуйста, руки.

Он как-то вяло бросился на меня. Я осторожно ударил его, и он упал лицом вниз. На его спине была красная отметина слизняка. Я выбрал не очень грязное место в районе почки и воткнул шприц, наклонив его, чтобы сломать иглу, после того как она оказалась внутри тела. В пластиковой игле был антитоксин, и она очень быстро растворялась. Больше ничего мне не требовалось делать.

На первом этаже следующего дома было семеро людей, большинство из которых было настолько больны, что я даже не стал с ними разговаривать, а просто сделал им положенные уколы и поспешил дальше. Никаких трудностей здесь не было. Второй этаж был таким же, как первый.

Три квартиры верхнего этажа оказались пустыми, чтобы войти в одну из них мне пришлось расплавить замок. Четвертая, если так можно сказать, была занята. На полу кухни лежала женщина с разбитой головой. Ее слизняк был все еще у нее на спине, но он просто находился там, поскольку был мертв. Я быстро оставил их и осмотрелся.

В ванной комнате в старомодной ванне сидел мужчина средних лет. Голова его свесилась на грудь, артерии на запястьях были вскрыты. Я подумал, что он мертв, но тут мужчина поднял голову.

— Вы пришли слишком поздно, — сказал он печально. — Я убил свою жену.

«Или слишком рано», — подумал я. Судя по виду дна ванны и по цвету его ставшего землистым лица, было бы лучше оказаться здесь пятью минутами позже. Я посмотрел на него, соображая, стоит ли тратить на него антитоксин.

Он снова заговорил:

— Моя маленькая крошка…

— У вас есть дочь? — громко спросил я. — Где она?

Глаза его вспыхнули, но заговорить ему не удалось.

Голова его снова плюхнулась на грудь. Я закричал ему в ухо, затем положил палец на шею, но пульса не почувствовал.

Ребенок лежал в кроватке в одной из комнат, девочка лет восьми, которая была бы очень милой, если бы была здоровой. Она приподнялась, заплакала и назвала меня папой.