Михаил Пухов - Семя зла (сборник)

— Да, на этой Земле.

— А где они берут воду?

— Вода на Земле тоже есть, — сказал Сциф.

— Но откуда все-таки они завозят воздух?

— Воздуха там и так сколько угодно, — терпеливо разъяснил Сциф. — Он притягивается к планете силами гравитации и никуда не улетает.

— Дыхательный воздух?

— Да, дыхательный. Дыши — не хочу, — сказал Сциф. И добавил: — Причем совершенно бесплатно.

— Бесплатно? — грозно повторила жена. — Сколько же его там? Тонн сто? Или, может, тысяча?..

Сциф вдруг понял, что попал в тупик: отступать поздно и некуда.

— Что ты, — сказал он. — Гораздо больше.

— Больше? — взвилась она. — Миллион? Или, может, десять?..

— Гораздо больше, — повторил Сциф, хотя и знал уже, что путь правды никуда не ведет. — Наш бортматематик прикинул, что одного чистого кислорода на этой Земле миллиард миллионов тонн. Или даже миллион миллиардов.

Глаза детей загорелись. «Миллион миллиардов, миллиард миллионов…»

— Так, — с расстановкой произнесла жена. — И все это, ты говоришь, бесплатно?

— Совершенно бесплатно.

— И вода, конечно, тоже бесплатно?

— Естественно. Там она течет ручьями и целыми реками.

— И сколько же ее тонн? Тоже миллиард миллионов?

— Больше. Раз в сто больше. Или даже в тысячу.

— А еще там ничего нет?

— Почему же? Например, все люди спят каждую ночь. Каждый человек имеет восемь часов сна ежесуточно.

— Оплаченного сна? — язвительно поинтересовалась жена. — И сколько же им платят?

— Нисколько, но и они не тратят на него ни гроша.

— Хотим на Землю! — вразнобой закричали дети. — Хотим спать каждую ночь!

— Так, — грозно произнесла жена Сцифа. — А что там еще есть?

— Там, — заторопился Сциф, — много чего есть. Например, на небе есть облака из водяных капелек, белые и очень красивые. А небо там голубое, из-за рассеяния света в воздухе. И еще там бывает ветер — это когда воздух перемещается и перемешивается. И он иногда такой сильный, что вырывает деревья с корнями. И он делает на воде волны…

— Хотим на Землю! — теперь уже хором кричали дети. — Хотим к млекопитающим гуманоидам!

— И еще, — торопился Сциф, — когда эта Земля поворачивается к солнцу, из-за этого самого воздуха над горизонтом получается вроде бы цветомузыка, тоже очень красивая, и эти люди могут ею любоваться два раза в сутки, утром и вечером, причем опять-таки совершенно бесплатно…

— Довольно! — оборвала его жена. — Не бывает дома годами, зарабатывает гроши, а туда же! Терпеть не могу, когда меня пичкают небылицами! Пойдемте, крошки!.. Не слушайте этого бессовестного лгуна!

— Хотим на Землю! — плача кричали дети. — Хотим небо, и ветер, и цветомузыку каждый вечер…

Сциф пристыженно молчал, наблюдая, как она их уводит — то ли в соседнее помещение, то ли в параллельное пространство. Потом горестно вздохнул, собрал золотые сосуды с остатками пищи — такова уж мужская доля, убирать со стола, — и бросил все пять в утилизатор.

Звезда приближалась медленно, и на Глакта томительными толчками накатывалась тоска, охватывала все тело, еще очень и очень несовершенное.

Его сильные фотонные крылья живого астероида из Туманности Живых Астероидов влекли его вперед на малой скорости, не превышающей световую. Вокруг звезды роились метеориты, и это мешало Глакту воспользоваться своим гиперпереместителем мгновенного луч-хищника с Планеты Мгновенных Луч-Хищников. Но Глакт не терял времени понапрасну — его зоркий глаз паука-рисовальщика с Планеты Пауков-Рисовалыциков уже обозревал систему звезды.

Вскоре его супермозг разумного утеса с Планеты Разумных Утесов сделал предварительные выводы. Интерес представляла лишь третья от центра планета. Под ее облаками прятались организмы — враги, без которых существование невозможно.

Поиски жизни, и только они, составляли извечную потребность Глакта; впрочем, он давно позабыл миг своего рождения. Глакт жил в пустоте, она всегда окружала его. Одиночество было абсолютным: в космосе отсутствовали близкие ему существа. Природа дала Глакту и его бывшим соплеменникам один-единственный орган — трансплантатор. Остальное он приобрел позже, в ходе индивидуальной эволюции. Для эволюции требовалась жизнь.

Встретив новую биологическую форму, Глакт мог взять у нее то, что ему нравилось. Для этого следовало разобрать ее на составные части и, применив трансплантатор, ввести все нужное в свой организм. После операции Глакт испытывал краткое удовлетворение, но потом возвращались тоска и сознание собственного несовершенства. Жизнь Глакта на девять десятых состояла из черной тоски.

Намеченная планета надвигалась, пятнистая и враждебная. Две трети ее поверхности занимал океан, однако вода давала меньше шансов. Глакт выбрал сушу…

— Спасти нас могло бы лишь чудо, — сказала Нина. — Но…

Игорь промолчал. Собственно, говорить ему не хотелось. Он уже высказался накануне. Слово — не воробей, а вчера их набралось, пожалуй, на большую галдящую стаю. И лучше обождать, когда она сама куда-нибудь разлетится.

Они медленно шли вдоль шоссе, удаляясь от новостроек, как десятки раз перед этим. Только сегодня все выглядело по-другому.

Во-первых, сейчас был день, а раньше они гуляли здесь преимущественно вечерами. Да, почти каждый вечер. Дорогу тогда только-только прокладывали, и после заката тут бывало безлюдно. Теперь трасса работала на полную мощность, и тяжелые грузовые автомашины одна за другой проносились мимо, к светившемуся зеленью лесу.

Все изменилось даже внешне, но главное, как считает Нина, в другом. Вот почему они ссорились, вместо того чтобы просто молчать, как раньше.

— Чудес, к сожалению, не бывает, — сказала Нина.

…Глакт стремительно падал. Его новенький камуфлятор, недавняя собственность универсального оборотня с Планеты Универсальных Оборотней, замаскировал вторжение в небо под мощный разряд атмосферного электричества. Плазменный канал извивался, прорубаясь сквозь толщи газов. Наконец Глакт мертвой хваткой вцепился в почву, и камуфлятор тут же придал ему вид одноногого туземного организма, увешанного зелеными солнечными батареями. Теперь можно не торопясь подыскать себе что-нибудь подходящее…

Мимо прогромыхал очередной грузовик. Дунуло ветром, в лицо полетела пыль. Что-то сверкнуло в зажмуренных глазах, зашелестело, грохнуло, затрещало…

— Видела, Нина?

— О чем ты?

— Вспышка. Неужели не видела? Очень похоже на молнию. Но молния в такую погоду…

— Нет, — сказала Нина, — он просто неисправим! Полюбуйтесь на этого человека! Все кончено, все рушится, но даже теперь он ухитряется развлекаться!..

— Развлекаться? — сказал Игорь. — По-моему, развлекаешься у нас ты. А я — просто в меру ревнивый мужчина, но, в сущности, очень добрый.