Киселев Георгий - Реинкарнация и… (первые 4)

«Я ничего не вижу, не слышу, не ощущаю. Глаза и уши могли разорвать пули, но тело? Если нарушена подача сигналов, то фаготы должны восстановить нервные волокна. Нет, здесь что-то не так. Может быть, нет чего восстанавливать, и компьютер не имеет связи с телом? Но тогда почему же я функционирую? Энергоснабжение от электросети?! Наверное, подключили к монитору и ждут одностороннего общения, моих монологов. Хоть бы подсоединили телекамеру или микрофон. К чему мечтания? Главное – они ждут. Если не дождутся ответа, то отключат навеки. Быстрее, быстрее дать сигнал».

По экрану поползли цветные сполохи, которые постепенно трансформировались в лицо Лизы. Еще молодой, тридцатилетней. Изображение улыбнулось, пошло рябью и исчезло.

«Первая, кого вспомнил! – удовлетворенно отметила Лиза. – Значит, любит, не забыл через столько лет смерти».

В телевизоре снова слепилось лицо, но уже Фрэнка. Затем с него слетела кожа, за ней – череп. На экране осталась только картинка титанового мозга. Она поворачивалась, открываясь со всех сторон зрителю. Затем чуть ниже появился текст. На экране шло объяснение: где, как и что подключать.

Гарри послушно выполнял наставления отца: подключил к компьютерным останкам родителя микрофон и телекамеру.

«Сколько же прошло лет? – подумал Фрэнк, как только прозрел. − Как же они постарели?! Мои любимые, ненаглядные! Все же удалось еще раз увидеть, а я и не надеялся. Впрочем, смерть настолько необозримо велика или мала… непостижима, что в ней нет места даже понятию: не надеялся. В ней нет места ни для чего… Лиза и Гарри напряжены, чего-то ждут? Контакта, конечно же, общения».

– Здравствуйте, любимые.

– Привет, Фрэнк, – отозвалась Лиза, а Гарри приветствовал рукой.

– Что с Кроном?

– Его осудили на пожизненное заключение, но он отсидел только год… Погиб при попытке к бегству. В газетах сообщалось, что тогда погибло с десяток охранников и десятка три подручных Крона.

– С ним ясно. Это твой дом в Майами?

– Да, – Лиза смахнула с ресниц сверкнувшую каплю.

– Кто эта девушка?

– Моя жена, папа.

– Сколько же лет прошло? Ты совсем вырос, сынок. Познакомь нас.

– Анна,– сама назвалась невестка.

– Вы ждете ребенка?

– Да.

– Моего внука. Вас не смущает, что у него такой дед?

– Уже почти привыкла. Я люблю Гарри, и если его родственники с добром примут меня, то и я отплачу той же монетой… какими бы странными они ни были.

– Понятно. Я думаю, у нас будет крепкая семья, – акустическая система выделила слово: нас и добавила: – Гарри, я тебе дам инструкции, по ним соберешь мне новое тело, механическое.

– Живое не хочешь? – вмешалась Лиза.

– Нет, тела не валяются на прилавках или помойках. Взять − значит вытряхнуть из него чужую душу, а я на убийство никогда не пойду. Значит, мне судьбой прописано ходить в железе и пластмассе.

«Что-то они слишком грустные. Жалеют… Немного следует подлить иронии, сарказма – лучшего лекарства».

– Ты меня из-за этого не бросишь?

– Двадцать лет я умывала слезами мертвый кусок металла, а сейчас на свалку? Ну, уж нет! Гарри, побыстрее его собери, и я поколочу бока глупого муженька.

Лиза, как могла, крепилась, улыбалась, но на щеке блестела свежая дорожка слез.

– Да, мама. Я тебе еще куплю скалку, ей дубасить удобнее, – Гарри ухмыльнулся. – Или железного отца семейства лучше отхаживать ломиком?

– Дедуля?

– Что, внучек?

– Покажи сказку.

– Смотри, малыш.

Фрэнк сдвинул грудную пластину и включил экран.

– Жили-были дед и баба, – начал сказку Фрэнк, а на экране появилась баба, чем-то похожая на Лизу и дед – на Фрэнка, когда еще был в человечьей плоти, но только состарившийся лет на тридцать. – И была у них курочка ряба.

Малыш расцвел изумительной улыбкой.

– Ни у кого нет такого деда! – вырвалось из маленького сердца. – Я люблю тебя, дедуля.

– И я тебя, – в который раз признался дед. – И несла она яйца не простые, а золотые…

«Что может быть дороже любви? Я − железяка, но окружен любовью всей семьи. За что же меня так наградила судьба? Когда состоял из мяса и костей – понятно, но сейчас? Я отплачу всем, чем смогу: работой, заботой, советом, любовью… Я крепкий, еще лет триста отмерено, а потом наступит Мрак, Смерть. Значит, я переживу Лизу, Гарри и даже маленького Фрэнка?! Ужас! Нет горшей доли. Так чем же наградила судьба? Наказала воскрешением? Понимаю: я счастлив настоящим и страшусь будущего. Стоит ли его заранее бояться? Реальность никогда не предсказуема. Можно предугадать обыденное материальное событие, но счастье и несчастье… Нет смысла перегревать компьютер».

– Вот и вся сказочка внучек.

– Хочу еще, – маленький Фрэнк прижался к железному деду. – Расскажи сказку о себе.

– Про себя?

– Но ты же один такой, – малыш погладил теплый корпус. Дед специально подогрел его и колено. – Мой милый сказочный дед, расскажи про себя.

«Для него сейчас сказки, словно правда. Что ни расскажи – во все поверит. Но нужна ли ему моя сказка-правда? Когда-нибудь все равно все расскажу, так почему не сейчас?»

– Слушай, внучек.

Я посадил маленького Фрэнка на колено, на экране появилось двое ученых: Фрэйдюнг и Вильсон. Вильсон нес титановую полусферу.

– Жили-были двое ученых, – начал сказку Фрэнк под таинственные звуки Эверглейдских болот. Они ухали болотным газом, шипели водяными змеями, пищали комарьем и выводили рулады тысячами настырных глоток желтопуза, свиной лягушки и широкогорлой жабы, кое-где страшно ревел аллигатор. Нет лучшего фона для фантастических историй.

«Что может быть лучше? – работал блок анализа. – Дом рядом с огромным Майами, в персиковом острове-саду, а кругом доисторические Эверглейдские болота – источник сказочных настроений и любимых в семье лапок желтопуза…»

– Фрэнк, ты здесь? – прервала сказку Лиза.

− Да, да, – откликнулись оба.

− Фрэнк, внучек, тебя мама есть зовет.

− Потом, пусть дед сказку расскажет.

− Сказка не пропадет, – ласково перебила внука баба. – А еда остынет.

– Хорошо, – Фрэнк прижался к деду и бабе. – Я люблю вас.

– Беги, беги.

Малыш припустил между стволами персикового сада. У крыльца остановился:

– После еды расскажешь?

– Обязательно, – успокоил дед.

Лиза улыбнулась и заглянула в стеклянные глаза-объективы, словно надеясь в них что-то увидеть.

– Ты счастлив?

– Разве утюг или кофемолку об их чувствах спрашивают?

– Не надо, Фрэнк, не обижай меня. Ты – мой муж, и если бы я видела бездушную машину, то и был бы только полотером, грузчиком, слугой…

– Прости, Лиза. Я и не мечтал в своих железных потрохах пробудить человечьи чувства, но, кажется, весь их спектр посетил твоего мужа. Сейчас я счастлив, но стоит нашему малышу споткнуться, расквасить нос, и я живу его болью и плачем. Я печалюсь, что тебе достался такой муж и счастлив, потому что мы вместе. Долго ли мы еще будем вместе вздымать пыль нашего пути?