Александр Громов - Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

— Нет, — сказал Малахов. В голове пылал огонь.

— Миша! — вдруг с нескрываемой мукой простонал Нетленные Мощи. — Ну не могу я сейчас, Миша! Только не обижайся, вон и машина твоя стоит, шофер уже скандалил… Нет, стой! — Он внезапно схватил Малахова за рукав. — Ты погоди. Видишь ли, тут такое дело… Или нет, лучше езжай, ничего я тебе сейчас не скажу, все равно не поверишь… Давай завтра, а? Ты мне очень нужен, без тебя у меня хрен чего… Плохо мне без тебя будет, чую. Завтра заезжай ко мне с утра, лады? Что, нет? С утра не выйдет? Ну пусть не с утра… — Нетленные Мощи торопился, плюясь словами в ухо. — Прямо в Контору, а? Посидим, побеседуем в «берлоге», есть о чем… Миша, я тебя прошу, очень нужно. Приедешь?

Малахов кивнул, и тут боль обрушилась лавиной. «Нет! Нет! — отчаянно крикнул он про себя, хватаясь за воздух руками. — Интересно, упаду ли?» Он еще покивал: приеду, мол, не сомневайся…

Вон отсюда! Немедленно! Бежать!!!

И боль в голове исчезла. Сразу. Малахов почувствовал, как его шатнуло. Это было как удар, почти мучительный — вот так, сразу, без боли…

— Что с тобой? — участливо спросил Нетленные Мощи. Он снова был самим собой, Ибикусом, торчащим из поднятого ворота плаща, и та странная вспышка отчаяния, что была только что с ним, — была ли?

— Ничего, — буркнул Малахов. — На лыжах набегался, воздухом надышался. Слабогрудое городское дитя. Я ж на рекламу твою падок, ты знаешь…

В машине было тепло, и ноги мало-помалу отогрелись. Двухсотметровая колокольня недавно возведенного дорожного храма Христа За Пазухой с широчайшими проездными воротами для Третьей Кольцевой автотрассы уже нависла и царапала шпилем небо, когда Малахов вновь обрел способность соображать. Боль делала вид, что ее и не было, таилась за углом с кистенем наготове, подлая спасительная тварь. Что бы все это значило? Хм… опять огненных письмен в небе захотел?

Анализировать можно было сколько угодно. И как угодно. И прийти к каким угодно выводам. Адова мука, давно такой не случалось, — а все-таки не швыряющая наземь, как тогда, под лопнувшим проводом надземки. Значит, можно допустить, что прямой угрозы жизни не было. Это важно, это надо запомнить. Зато могла быть угроза здоровью, приказ сматываться немедленно, что и было сделано. Например, от резки металла мог рвануть бак, и какой-нибудь осколок… Вполне возможно, хотя почему-то кажется сомнительным — наверное, потому, что соблазнительно просто. Ладно, это мы оставим как вариант. Что еще?..

Угроза карьере? Вот это гораздо ближе к теме, подумал Малахов. Когда ударило по-настоящему? Когда Нетленные Мощи стал зазывать к себе, а я и подумал: «Почему бы нет?» Точно. Так и подумал. Заинтриговал меня Нетленный, это во-первых, а во-вторых, какой же функционер откажется перехватить кусок у своего ближнего? Нонсенс это, никогда такого не бывало, если только не пытаются спихнуть с рук на руки заведомый, очевидный всем «мертвяк». Каждый — сам себе центропу-пист, и Нетленные Мощи лучше бы завял, чем излагать старые байки про определение границ. Кто их не знает — то есть байки, а не границы. Границы деятельности Контор существуют на бумаге, там им и оставаться навеки, потому что иначе невозможно ни жить, ни работать. Четыре Конторы, и каждая контори-стее других…

Стоп, стоп!.. Малахов с опаской погладил затылок и переменил позу, устраиваясь поудобнее. Что-то тут не то. Объяснения Мощей — истинно детский лепет на лужайке, их и объяснениями назвать срамно. Что он делал на месте заурядного ДТП — вопрос номер раз. Видно, наклюнулось что-то серьезное и притом в удобном месте — интересно было бы посмотреть, как бы он перекрыл на три часа Московский тракт… Впрочем, если подумать, катастрофа как раз не самая заурядная. Лоб в лоб, смерть в смерть, будто заранее сговорились два придурка… Может, конечно, так и было. Не спасли ни гидравлические бамперы, ни ремни безопасности, ни надувные подушки — при скорости соударения свыше двухсот не спасет вообще ничто, если в машине сидит физическое лицо с инерцией, а не бесплотный дух… Кстати, почему вообще произошло столкновение? При неработающем радаре отключится компьютер управления, а при отключенном компьютере не заведется двигатель и машина встанет на тормоза. Допустим, они сумели — обоим пришла в голову одна и та же мысль! — обмануть всю многоступенчатую систему безопасности, хотя мало кто знает, как это делается, я, например, не знаю…

К дьяволу, подумал Малахов. Пусть дорожная полиция занимается придурками… Тут же неприятно вспомнился лыжный лихач, поборник кратчайших траекторий. С ума все посходили, точно. Приспичило им: один — в сосну, двое — друг в друга. В такой-то день расчудесный — помирать! Психи. Жить надоело — иди еще выпей и не осложняй окружающим существование. Впрочем, наверняка совпадение, но — любопытное…

Чепуха, отмел Малахов. Это потом, это детали. Почему Нетленные Мощи юродствовал и прицепился как банный лист — вопрос номер два. Иван Рудольфович Домоседов, единственный в новейшей истории функционер, успешно завершающий второй трехлетний срок правления своей сатрапией, — и на тебе, риск потери лица, вегетативная нервная на пределе прочности… Интересно знать, зачем ему Малахов Эм Эн? Ничего не понятно. Как ежик в тумане — собственных колючек не видать. Кстати, можно попробовать сразу же отсеять гипотезу об опасности здоровью на месте катастрофы. Значит, так: завтра же встречаюсь с Нетленными Мощами, знакомлюсь с его проблемой и…

Тонкий гвоздик в затылке. Раскаленный. Шевелится.

Отсеяли…

Мазохисту бы такой дар, извращенцу-мазохисту!

— В Контору, Михал Николаич? — спросил шофер у развязки. Машина замедлила ход.

Малахов ладонью стер со лба выступивший пот.

— Нет, Володя. Домой. И не очень гони.

Только легкое покалывание напоминало о боли. Что ж, получил поделом: не лезь, куда не следует, и не будешь бит, как неразумный хазарин. Отстаньте и не трогайте меня, жалобно подумал Малахов, сегодня я болен. Заползу под одеяло и буду там жить, если только не развалюсь по дороге…

Еще через минуту он твердо решил, что ни к каким Нетленным Мощам прикладываться завтра не станет — и сам не поедет, и у себя не примет. Ни за что. Под любым предлогом.

— О, привет, пап! — Виталька был дома.

— Привет, — сказал я, обстукивая обувь о крыльцо. От грохота каблуков из подвальной отдушины вывалился незнакомый черный кот и, задравши толстый хвост, наметом учесал в кусты боярышника. Кошек я уважаю за то, что они не любят падать с крыш, но уж если падают, то никогда не впадают в истерику и сохраняют достоинство. Рассудительные звери. А этот еще и храбр — чужак, нагло впершийся на чужую территорию. Значит, в самом скором времени на снегу под окнами ожидается побоище за вид на жительство в моем подвале. Музыки будет…