Александр Громов - Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Столько лет познаю сам себя, а так и не познал. И уже, видно, не судьба. Ген, вероятно, рецессивный и вообще взявшийся невесть откуда или, допустим, неизвестно как активированный — бывает же изредка у некоторых людей неосознанное чувство опасности, стопроцентно иррациональное, но верное. Вроде ощущения чужого взгляда на затылке. Как говорится, читайте книги. У Сократа вроде бы имелось что-то такое, что он обзывал словом «демоний», этакий внутренний оберег — по свойствам похоже, но без головной боли. (Удобная штука, комфортная. Однако хотел бы я посмотреть, как он, Сократ, отказался бы вовремя унести ноги из Афин, терпи он то же, что терплю я! Мой личный «демоний» злобен, но дело знает.)

Пожалуй, у кого-то из моих бабушек-дедушек мог быть этот ген, трое из четверых прожили достаточно долго и без особых жизненных потрясений. Хотя вычислить, у кого, я уже пытался — не вышло. Мать и отец были поздними детьми, так что мои бабушки-дедушки умерли еще до моего рождения; вместо живого родословного древа — десяток фотографий и несколько ничего не значащих минут видеозаписи. На вид люди как люди. Очень может быть, что я единственный на Земле носитель этого гена, хотя утверждать наверняка трудно: какой же человек в здравом уме станет об этом болтать? Проговорись об этом я — и быть бы мне, пока мужских сил хватит, не функционером, а дипломированным производителем на сдельном жалованье. Я даже приличную базу данных по этому вопросу не составил — побоялся…

О чем это я? О Витальке.

— Курил сегодня?

— Не-а.

Я протянул сыну сигареты.

— Кури.

— Не хочу, пап.

— Надо. Во второй природе живешь, ею же и дышишь как заводной. Медицина рекомендует: не меньше пяти в день. На, полечись.

Целебную сигаретку он взял нехотя и так же нехотя зажег — мне еще пришлось уговаривать его затягиваться поглубже и расправлять диафрагму, а парень только морщился. Нет существа, с большей охотой вредящего собственному организму, нежели человек, а в пятнадцать лет — втройне, потому что жизнь сапиенса проста, неинтересна, и не стоит ею всерьез заниматься.

— Может, сыграем во что-нить, пап?

— Сейчас. Позвоню вот только… — Я переключил свой связник на компьютер-коврик. — Гузя мне… Как дела, Виктор Антонович? Справляетесь?

Вид у Гузя был запаренный.

— Помалу справляемся, Михаил Николаевич. Вы дома?

— Дома. Звоните по «шухеру», если что срочное.

— Хорошо, Михаил Николаевич.

Я дал отбой и повернулся к Витальке.

— В «Сделай сам» хочешь?

— М-м… В войнушку, а?

Я кивнул. Пусть и в войнушку. Под «Сделай сам» можно бутерброды есть и кофе пить. После лыж в самый раз.

— Битву при Лепанто разыграем? Я могу за турок.

— Не. Ну их, эти галеры, скучища. Что мы с тобой еще не разыгрывали? Давай Бородино, пап. Только чур я за Наполеона.

Ох, бонапартист… Держись, сынку, сейчас умывать буду.

— А насморк?

— Какой насморк?

— Обыкновенный. Насморк в этой игрушке заказывается? У Наполеона в день Бородина насморк был. И нос распухший, красный.

— Читай Толстого, пап. — Виталька и здесь был на высоте. — Насморк не в счет. Ну так и быть, буду иногда носом шмыгать.

— Идет, — сказал я. — А какое оружие?

— Любое, кроме массового поражения.

— О! И танки?

— И вертолеты.

— Тогда поле боя надо увеличить раз в двадцать, — прикинул я. — На этом тесно… Или в сорок?

— Давай в двадцать. Но при сохранении пропорций. — Виталька изменил масштаб. — Годится?

— Угу… И по ставкам командования тактическими ракетами не лупить. А то знаю я тебя…

— Заметано. А по резервам можно?

— По резервам можно. Выдвигай из глубины скрытым маршем, тогда, может, и не повыбью. Ты у нас Наполеон Буо-напарте, тебе и треуголку на уши.

Виталька картинно поправил несуществующий головной убор и запустил ладонь меж пуговиц рубашки.

— Похож?

— Ты еще почешись там… Сейчас ты у меня будешь похож на маршала Даву после контузии, — грозно пообещал я. — Сейчас от тебя, голубчика, перья полетят… Начали?

— От кого полетят, а от кого и не очень…

Бумкнула первая пушка. Свистнул и улетел куда-то голографический снаряд. Утренний туман висел над полем, стекал с холмов, копясь в низинах. Только что взошедшее светило с подозрением взирало на происходящее, решая, принять ли участие во всем этом безобразии или закатиться обратно. Это было мудрое и осторожное светило, я его понимал.

Почему-то я ждал, что Виталька первым делом двинет вперед мотопехоту Нея и танки Даву, нацеливаясь на прорыв ук-репрайона «Флеши», но он, не желая буквально повторять тактику своего героя, пока ограничился артподготовкой, сосредоточив на моем левом фланге огонь четырех полков самоходной артиллерии и шести дивизионов установок залпового огня. Меня только радовало, что я не Багратион и не обязан торчать там на виду для поднятия боевого духа. «Черные береты» Дель-зонна попытались форсировать Колочу, в двадцатикратно увеличенном масштабе — вполне серьезную водную преграду, мосты через которую я, солидаризуясь с Барклаем, тут же и подорвал заранее заложенными в быки радиоуправляемыми фугасами. Образовалась заминка.

Плавающие танки Груши ударили южнее, морская пехота захватила плацдарм на восточном берегу и принялась расширять его к северу. Под прикрытием авиации инженерные части «французов» довольно быстро навели понтонные переправы. Я дал им закончить работу, после чего бросил на истребители противника полк Су-217, и пока в небе шел воздушный бой, две волны моих штурмовиков без суеты мешали понтоны с карасями, водорослями и донным аллювием. Так Буонапарте сопливому и надо — прикрывай переправу основательнее! Выпустив ракеты по понтонам и потеряв всего одну машину, штурмовики сделали круг и выжгли полплацдарма напалмовым «ковром». Знай наших. Остатки переправившихся частей были сброшены в реку мотопехотой Милорадовича. Я специально выбросил перед Ви-талькиным носом крупный масштаб и молча ткнул пальцем в берег, заваленный черными куклами в классических скорченных позах сгоревших заживо.

— Не надо, пап…

— Ладно.

Что ни говорите мне, а гениальный человек выдумал эту игрушку. Люблю сослагательное наклонение вне реальности! Будь я на месте Нетленных Мощей — непременно добился бы обязательного введения «Сделай сам» в гимназиях и раз в неделю на сорок пять минут выгонял бы всех и всяческих учителей к чертовой бабушке — пусть юные циники посмотрят сами, без назидательных подсказок, им будет полезно… вот и Виталька поскучнел, не выйдет из него Буонапарте, а чего еще умному родителю от чада надо? Какого рожна?

Это я-то умный родитель? Гм…

Проехали.

Я послал те же штурмовики утюжить изготовившийся к взлому моей обороны бронированный кулак Даву, Нея и Жюно — и напрасно сделал: здесь Виталька держал очень серьезные средства ПВО, и мои штурмовики гробились почем зря, не причиняя противнику существенного урона. Внезапный артналет тоже получился жиденьким: на левом фланге от моей обороны уже почти ничего не осталось, кроме минных полей, и эти-то поля эскадра Виталькиных «Миражей» просеивала в мелкую муку кассетными бомбами. Грохотало и выло так, что затыкай уши. Ну ладно… По перепаханному на метр в глубину грунту как танки Даву, так и БМП Мюрата пойдут не слишком шибко, что мне и надо, так что до Семеновского оврага (в нашем масштабе — каньона) под перекрестным огнем и ударами с воздуха дойдет едва ли половина бронированной армады, где и упрется, а в обход мне ее надлежит не пущать до тех пор, пока спецназ Платова и десантники Уварова не проведут отвлекающую диверсию на правом фланге…