Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

«У меня нет никаких определенных планов», — призналась Уэйнесс.

«Прекрасно, прекрасно! Агнеса покажет тебе твою комнату, а я пойду переоденусь к ужину».

Уэйнесс вспомнила, что ужин в «Попутных ветрах» всегда был чем-то вроде официального приема. Поэтому она надела бледно-коричневую плиссированную юбку, темную серовато-оранжевую блузку и черный жакет с наплечниками — костюм, идеально подходивший к ее темным волосам и бледно-оливковой коже.

Когда она появилась в столовой, Пири Тамм рассмотрел ее с головы до ног и вынес ворчливый, но положительный приговор: «Ты и в прошлый раз была пригожей девочкой, и с тех пор не изменилась к худшему — хотя я сомневаюсь, чтобы кому-нибудь пришло в голову обозвать тебя пышной красавицей».

«Мне кое-где не хватает округлостей, — скромно согласилась Уэйнесс, — но приходится обходиться тем, что есть».

«И этого может оказаться вполне достаточно!» — заключил Пири Тамм. Он усадил Уэйнесс на одном конце длинного стола из орехового дерева, а сам устроился в кресле на другом конце.

Ужин подавала, в церемониальном стиле, одна из горничных: густой темно-розовый суп-пюре из лангустов, кресс-салат со сладковатой петрушкой и кубиками куриной грудки, выдержанной в чесночном масле, отбивные из мяса дикого кабана, убитого в Большом Трансильванском заказнике. Пири Тамм поинтересовался, как поживает Майло, и Уэйнесс пришлось рассказать об ужасной гибели своего брата. Дядюшка Пири был неприятно поражен: «Подумать только, что такие отвратительные преступления совершаются на Кадуоле — в Заповеднике, где в принципе должны царить мир и покой!»

Уэйнесс печально рассмеялась: «Мир и покой? Только не на Кадуоле!»

«Возможно, я — непрактичный идеалист. Возможно, я слишком многого ожидаю от людей. Но я не могу избавиться от чувства глубокого разочарования каждый раз, когда вспоминаю все, что мне пришлось пережить за долгие годы. Нигде я не нахожу ничего чистого, невинного и свежего! Любое общество находится в состоянии постоянного гниения. Человечеству уже много тысяч лет, а продавец все еще пытается тебя обсчитать в ближайшей лавке!»

Уэйнесс пригубила вина из бокала, не совсем понимая, как реагировать на замечания Пири Тамма. По-видимому, годы повлияли не только на его выносливость, но и на умственные процессы.

Пири Тамм, очевидно не ожидая никакого ответа, сидел в мрачной задумчивости, уставившись в пространство. Через некоторое время Уэйнесс спросила: «Как поживает Общество натуралистов? Вы все еще секретарь?»

«Да, несомненно! Неблагодарная должность, в самом буквальном смысле слова, так как никто не ценит мои усилия и даже не пытается помочь».

«Очень жаль! А Чаллис и Мойра?»

Пири Тамм резко взмахнул рукой: «Заняты по уши своими делами и ни о чем другом не желают слышать. Полагаю, что такова природа вещей — хотя можно было бы надеяться на лучшее».

«Они удачно вышли замуж?» — осторожно поинтересовалась Уэйнесс.

«Насколько я понимаю, достаточно удачно — с их точки зрения, по меньшей мере. Мойра подыскала себе самого неприспособленного к жизни педанта. Он преподает в университете какую-то бесполезную чушь — «психологические особенности узбекских древесных лягушек» или, простите за выражение, «мифы древних эскимосов о сотворении мира». Чаллис тоже не отличилась: вышла за страхового агента! Представляешь? Никто из них шагу не сделал на другой планете и поддельного копролита не даст за все Общество натуралистов вместе взятое! Как только я упоминаю об этой организации и ее великих начинаниях, они хихикают и переводят разговор на другую тему. Профессор Варберт — муженек Мойры — называет Общество клубом любителей старческого недержания».

«Это не только несправедливо, но и глупо!» — с возмущением заявила Уэйнесс.

Пири Тамм, казалось, не слышал: «Я неоднократно пытался объяснить им узость их мировоззрения, но они даже не спорят, что просто выводит меня из себя! Поэтому в последнее время они редко ко мне заглядывают».

«Очень жаль, — повторила Уэйнесс. — По-видимому, вас не интересуют их занятия?»

Дядюшка Тамм с отвращением крякнул: «Терпеть не могу злободневные сплетни и возбужденное обсуждение очередных шалостей какой-нибудь знаменитости! Пустая трата времени! Я должен обосновать свою монографию подробным списком источников, а это весьма обременительная задача. Кроме того, кто-то должен заниматься делами Общества».

«Неужели нет других натуралистов, готовых оказать вам содействие?»

Пири Тамм горько рассмеялся: «Оставшихся членов Общества можно пересчитать по пальцам, причем они уже настолько состарились, что не встают с постели».

«И в Общество больше никто не вступает?»

Дядюшка Тамм рассмеялся еще мрачнее: «А кому это нужно? Что может предложить наше Общество, чем оно может привлечь?»

«Его идеи не потеряли значение за прошедшую тысячу лет».

«Рассуждения! Расплывчатые мечты, красивые слова! Все теряет смысл, когда больше нет энергии и воли. Я — последний секретарь Общества натуралистов, и скоро от него — так же, как и от меня — останутся одни воспоминания».

«Уверена, что вы ошибаетесь, — возразила Уэйнесс. — Обществу поможет вливание новой крови, новых идей».

«Мне приходилось слышать подобные предложения и раньше». Пири Тамм указал на столешницу у стены, служившую опорой двум амфорам из ржаво-оранжевой обожженной глины, покрытой черной глазурью. Удаляя глазурь острым инструментом, художник изобразил битву древнегреческих воинов. Эти вазы, высотой чуть больше полуметра, показались Уэйнесс удивительно красивыми.

«Я купил эту пару амфор за две тысячи сольдо — невероятно дешево, если они неподдельные».

«Гм, — наклонила голову Уэйнесс. — Действительно, они не выглядят очень старыми».

«В том-то и дело! Сомнительное приобретение. Мне их продал Адриан Монкурио, профессиональный гробокопатель. Он утверждал, что они просто очень хорошо сохранились».

«Может быть, вам следует получить заключение экспертов».

Пири Тамм с сомнением взглянул на пару ваз: «Может быть. Я оказался, однако, в неудобном положении. По словам Монкурио, он добыл их из раскопа в никому не известном месте в Молдавии, где они каким-то чудом пролежали десятки тысяч лет в целости и сохранности. Если это так, то амфоры, скорее всего, добыты незаконно, и я занимаюсь укрывательством похищенных не документированных археологических редкостей. Если же это подделки, я стал законным владельцем пары приятных для глаз и очень дорогих декоративных ваз. Монкурио — совершенно беспардонный жулик. Не сомневаюсь, что его торговля крадеными и поддельными редкостями успешно продолжается».

«Небезопасная профессия, надо полагать».