Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город

— Убейте меня.

Мистер Лисс ничего не сказал.

— Будьте милосердными и убейте меня.

Мистер Лисс сказал:

— Я никогда не был человеком, известным своей жалостью. Если ты хочешь умереть, будь милосерден сам к себе.

— Я то, что я есть, и во мне нет жалости. Но ты человек, так что обладаешь этой способностью.

Помолчав еще немного, мистер Лисс произнес:

— Чья лаборатория?

— Виктора.

— Какого Виктора?

— Он называет себя Виктором Лебеном. И Виктором Безупречным. Но его настоящее имя, которым он гордится — Франкенштейн.

Намми знал это имя. Он задрожал. Это были фильмы, которые он никогда не смотрел. Он видел часть одного из них несколько лет назад, поставил его, не зная, в какую проблему вляпался, и это так его расстроило, что бабушка пришла в комнату посмотреть, что не так, и выключила его. Она крепко его обняла, поцеловала, сделала ему его любимый ужин и повторяла ему снова и снова, что это все неправда, что это была всего лишь история , такая же хорошая и счастливая история, как и «Паутинка Шарлотты», бабушка называла это выдумкой, и ни одна выдуманная история не могла когда-либо стать реальностью.

Если Слепок Боза не врал, то бабушка ошибалась. Прежде она не ошибалась ни по одному поводу. Ни по одному чертову поводу. Возможность того, что бабушка могла ошибаться даже по одному поводу, была настолько беспокоящей, что Намми решил больше никогда об этом не думать.

— Франкенштейн? Ты думаешь, я дурак? — спросил мистер Лисс, но его голос не был сердитым, просто любопытным.

— Нет. Ты спросил. Я тебе сказал. Это правда.

— Ты сказал, что ты покорный раб. Ты был создан таким образом. Почему ты должен предавать его?

— Сейчас я сломан, — сказал Слепок Боза. — Когда я увидел то, что увидел Бозмен в момент между, что-то во мне сломалось. Я как машина, в которой с двигателем все в порядке, но передачи больше не переключаются. Пожалуйста, убейте меня. Пожалуйста, сделайте это.

Пианист все еще не поднял взгляд от клавишей, и мистер Лисс смотрел на те плывущие руки, как будто они его заколдовали так же сильно, как загипнотизировали Намми.

Мелодия плавно изменилась и стала еще печальнее, чем первая. Бабушка говорила, что великие композиторы могли построить из мелодии особняки, особняки настолько реальные, что ты мог увидеть в своем воображении комнаты. Намми мог увидеть комнату, которая была этой песней. Это было большое пустое место без мебели, а стены были тускло-серыми, и окна были серыми, потому что они были с видом в никуда.

— Франкенштейн, — сказал мистер Лисс. — Если люди из других миров, то почему бы и не он. Но я не убью тебя. Не знаю, почему. Это кажется неправильным.

Неожиданно старик опустил ружье.

Намми с тревогой напомнил ему:

— Сэр, он убил Боза. Он убьет нас. Он монстр.

— Он был, — сказал мистер Лисс. — Теперь он просто то, что есть. Он увидел слишком многое глазами Бозмена… по ту сторону. Это прикончило его. Я просто чертовски счастлив, что не видел этого. Во всяком случае, он сел за пианино. Если бы это увидел я, что бы там ни было, я, возможно, лежал бы на полу, просто лепетал, как ребенок и сосал пальцы ног. Пошли, Пичез, давай найдем этот снегоход.

Старик отвернулся от пианино и пересек комнату по направлению к коридору.

Намми вышел из комнаты задом, не спуская глаз со Слепка.

Вечернее ток-шоу Мэйсона Моррелла вертелось вокруг советов по отношениям между мужьями и женами, между родителями и их детьми, между супругами и их родней, между братьями и сестрами, между молодыми романтиками, ищущими свою идеальную половинку… Он не был женат, не имел детей, у него не было братьев и сестер, он сменил шесть женщин за последние восемнадцать месяцев. Но он был успешным ведущим ток-шоу, потому что был чрезвычайно уверен в своих суждениях, мог ловко напугать своих слушателей, когда казался их лучшим другом, мог исключительно хорошо подделать сочувствие, был бесстрашным ведущим, который мог не стесняться обсуждать любую тему, не имело значения, насколько возмутительную, и у него был баритон, одновременно и мужественный, и бархатистый.

Мэйсон был обманщиком, но приятным и забавным обманщиком, вещающим еще на пяти станциях в Монтане и Вайоминге, и наверняка был одним из тех талантов, которых Сэмми Чакраберти мог встроить в национальную объединенную денежную машину. Поэтому реакция ведущего ток-шоу на выпотрошенного репликанта на полу и на исчезновение Девкалиона была для Сэмми крайне пугающей не только потому что их выживание может зависеть от объединенного фронта против надвигающейся атаки на здание, но также потому что потеря Мэйсона может нанести негативный удар по его планам стать владельцем KBOW к двадцати девяти годам.

В тот момент, когда татуированный великан исчез, чтобы разделаться с бандой каких-то рожденных в лаборатории монстров, позвонивших в дверной звонок, Мэйсон потерял всю свою фирменную уверенность и смелость. Голосом, который поднялся на две октавы, он сказал:

— Я не собираюсь умирать загнанной в угол крысой в этой шумной местной радиостудии паршивого городишка.

На первом же шаге, он наступил во что-то блеклое, вытекшее из внутренностей существа, которое выглядело как Уоррен Снайдер, и это вызвало в нем почти девчачий крик ужаса. С отвращением вычищая ботинок о ковер, Мэйсон прошаркал через комнату, прошел через открытую дверь в коридор и повернул налево, прочь от кабины вещания.

Ральф Неттлз сказал:

— Он собирается открыть парадную дверь. Он может нас всех убить. — И Берт Когборн, из которого испарилась его обычная легкость продавца рекламы, только охнул в ответ.

Сэмми Чакраберти начал мысленно переходить к слову «фронт». Он вышел в холл вовремя, чтобы увидеть, что Мэйсон открывает дверь в приемную комнату. Он выкрикнул:

— Мэйсон, нет! — но ведущий ток-шоу продолжал движение.

У передней двери Сэмми настиг свою добычу, когда Мэйсон схватил поворачивающуюся ручку засова. Сэмми схватил его за ремень и попытался оттащить назад, сбив с ног. Но Сэмми был ростом пять футов и десять дюймов с весом 130 фунтов, а Мэйсон был ростом шесть футов и два дюйма с весом 200 фунтов, и даже самая отчаянная попытка непреклонного радио-бизнесмена не могла компенсировать преимущество в весе ведущего ток-шоу. С Сэмми, пытающимся взобраться ему на спину, Мэйсон распахнул дверь и выпрыгнул в снежную ночь.

Сколько Сэмми себя помнил, он мечтал превратиться в мультимиллионера, получающего доход от радио. Он никогда не хотел стать ковбоем на родео, но небольшой опыт в этом направлении мог помочь сейчас, когда он пытался использовать его весь на широкой спине болтуна, как ковбой верхом на быке. Мэйсон фыркал в ярости и панике, дергая своими большими плечами, сильно поднимая и изгибая их.