Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город

Он повернул налево, медленно продвигаясь к северу на поперечную улицу, ожидая любого звука и любого движения, кроме тихо наносимого снега. Несколько прекрасных старых домов были темными, но большинство казались теплыми и гостеприимными благодаря свету в окнах. Действительно, улица была не менее живописной, не менее очаровательной, чем зимняя живопись Томаса Кинкейда [84] Томас Кинкейд/Thomas Kinkade (1958–2012) — американский художник, отличался распространением печатных репродукций своих работ, в частности его картины часто встречаются на пазлах. , на которой каждое французское окно было сокровищем, и даже деревья, и некоторые залежи снега казались наполненными внутренним светом.

Вы могли бы назвать эту часть города в этот момент волшебной, но она не казалась такой прекрасной, как выглядела. Он не мог понять, как чувство угрозы может вырасти от пейзажа, который в своей каждой детали очаровывал глаз. Он размышлял о себе, о том, не мог ли он скатиться обратно к бесконечной тревоге, которая беспокоила его в течение шести месяцев сразу после того, как он покинул поле боя.

Когда он работал допоздна, как и сегодня, то шел домой этим путем, потому что проходил мимо дома Коррины Рингуолд. Они стали лучшими друзьями в последнем классе школы, когда она потеряла младшую сестру из-за лейкемии и впала в депрессию, которую не могли излечить ни лекарства, ни консультации. Расти поставил ее на ноги музыкой. Он написал для нее песни, записал их и положил в ее почтовый ящик. Он не добивался ее, и она это знала; ему просто больно было видеть, как больно ей. Они оставались лучшими друзьями все эти прошедшие годы. Каждый из них хотел более близких отношений, но оба боялись, что если у них не получится стать любовниками, то они будут чувствовать себя неловко друг с другом и станут после этого менее близки, чем друзья. Их дружба была настолько важной частью их жизней, что они не хотели рисковать, чтобы ее не разрушить. Нередко, когда он проходил мимо дома Коррины в конце дня, освещение крыльца было включено, что было для него сигналом. Когда горел свет, она не проводила какую-либо подготовительную работу для уроков на следующий день — она была учительницей — и хотела, чтобы он зашел на ужин.

Расти все еще был более чем в двух кварталах от жилья Коррины, когда услышал еще один вопль, женский. Этот продолжался дольше, чем два предыдущих, и не мог быть ошибочно принят за что-то другое, кроме того, чем являлся: крик крайнего ужаса. Он остановился, повернулся, пытаясь сфокусироваться на голосе, и в момент когда вопль оборвался, Расти решил, что идет он от одного из двух домов, в которых горели окна, на дальней стороне улицы.

Он поспешил через улицу на противоположный тротуар и стал там, под уличным фонарем, смотря взад и вперед, с белого дома в викторианском стиле с пастельно-голубой отделкой на светло-серый дом в викторианском стиле с черной отделкой, ожидая очередного вопля или любую другую подсказку. Единственным звуком был очень слабый колеблющийся «ш-ш-ш» небольшого ветра в деревьях, ветра слишком слабого, чтобы пошевелить ветку или сук. Ничего не двигалось, за исключением снега, появляющегося из невидимых небес. Эта хорошо знакомая улица стала такой таинственной, как какое-нибудь далекое, незнакомое место, которое виделось впервые. Таким зловещим было ощущение, что даже его тень на снегу, залитом светом лампы, казалась страшной, как будто могла восстать против него.

Движение в одной из комнат на первом этаже серо-черного дома привлекло внимание Расти. Быстрое движение мимо окна, кто-то, что-то, намек на жестокие действия. Он прошел вперед к крыльцу, не уверенный в том, что нужно делать: позвонить в звонок, просто попробовать дверь и войти без объявления, посмотреть поближе через окно… Когда он поднялся по ступенькам, женщина выкрикнула:

— Вы можете мне помочь? — но ее голос шел сзади от него и он был на расстоянии.

Он повернулся и увидел ее на улице, в центре близлежащего перекрестка, около семидесяти футов к северу от него. В пересекающемся освещении от четырех угловых фонарей, но на самом дальнем расстоянии от каждого из них и при этом не в прямом освещении какого-либо из них, она выглядела потерянной. Она была одета в то, что казалось шелковым платьем, коротким и сапфирно-голубым; легкий ветерок прижимал его к ней и колыхал край.

— Что случилось? — спросил он.

— Помогите мне, — повторила она, но стояла там, посередине перекрестка, как будто не обращая внимания на пронизывающий холод, находясь в состоянии шока.

Он взглянул на дом, у которого он собирался нажать на звонок или попробовать дверь. За окном ничего не двигалось. Изнутри не доносилось звуков.

Возможно, он подошел не к тому дому. Возможно, женщина в свете перекрестка была той, которая кричала, а затем выбежала на холод и снег.

Расти спустился с крыльца и пошел по дорожке к улице.

Тонкая ткань, которая была на женщине, выдавала ее стройность. Шепчущий ветерок и свет фонарей создавал колышущееся пламя ее длинных льняных волос. Он подозревал, что при ближнем рассмотрении она окажется особенно красивой. В душе из снега, похожего на брошенный рис, в вызывающем шелковом платье, она могла быть образом невесты в брачную ночь.

Слепок Боза припарковался на стоянке KBOW, там, где мистер Лисс сказал ему остановиться — не рядом с другими автомобилями и в непосредственной близости от здания, просто на случай, сказал он, что они были завлечены сюда какими-нибудь подлыми монстрами-мерзавцами, не бывшими Полами Ревирами [85] Пол Ревир/Paul Revere (1734–1818) — американский ремесленник, серебряных дел мастер во втором поколении. Один из самых прославленных героев Американской революции. , которыми притворялись.

Они все вышли из машины, и мистер Лисс взял свое ружье с заднего сидения — одновременно с этим два внедорожника с ревом появились с улицы, один сразу за другим. Они пронеслись мимо машины, резко затормозили возле здания, и их дверцы распахнулись. Шесть мужчин выпрыгнули из одной, шесть из второй, и несмотря на то, что Намми обычно не мог сказать, был ли человек хорошим или плохим, просто посмотрев на него, он сразу же понял, что эти двенадцать человек были совсем нехорошими.

Девять из них отправились к парадной двери KBOW, а трое пошли к ним, и мистер Лисс спросил Слепка Боза, его ли это люди, и Слепок Боза сказал: «Да. Члены коммуны», что, конечно, означало, монстры.

Старик произвел три быстрых выстрела из ружья, и это было так громко, что Намми зажал уши руками. Каждый выстрел, казалось, почти сбивал мистера Лисса с ног и отбрасывал назад на дюйм или два. Но у него, должно быть, была практика обращения с таким оружием, или иначе он был очень удачлив, настолько удачлив, что ты мог видеть, почему он был так уверен в том, что лотерейный билет в его кошельке сорвет большой куш. Каждый выстрел попал в монстра и свалил его на землю, и мистер Лисс поспешил вперед, чтобы приставить оружие к одному из них, к горлу, и выстрелил четвертый раз, и Намми блеванул.