Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Наконец, перед нами открылась обширная площадь, и мы поняли, что тот гул, который мы слышали как только пришли в себя после отравления грибами, исходит от множества движущихся машин. Их взлетающие и вертящиеся части неясно виднелись над головами и между туловищами окружавших нас селенитов. Эти машины наполняли воздух не только волнами звуков, но и странным голубым светом, озарявшим всю площадь. Нам показалось совершенно естественным, что подземная пещера освещается искусственным светом; только потом, когда мы опять вступили в темноту, понял я значение этого света. Систему и устройство этого гигантского аппарата я не смогу объяснить, так как никто из нас не изучал его работу. Огромные металлические цилиндры мелькали один за другим в центре, их концы описывали, как мне показалось, параболу. Каждый из них, поднявшись до высокой точки взлета, выпускал поршень и погружал его в вертикальный цилиндр, увлекая вниз. Вокруг аппарата копошились фигурки селенитов. Когда каждый из трех поршней опускался, раздавались звон, рев, и из вершины вертикального цилиндра вытекало светящееся вещество, которое озаряло всю площадь, переливаясь через край, как кипящее молоко из кастрюли, и струилось сверкающим потоком в блестящий бассейн внизу. Холодный голубой свет походил на фосфорический, но блестел более ярко. Из бассейна он растекался по трубам.

Тук, тук, тук, тук, — отстукивали поршни этого непонятного аппарата, и светящееся вещество шипело и переливалось. Сначала аппарат не поразил меня своими размерами, но потом я заметил, как малы были рядом с ним селениты, и понял, как колоссальна пещера и машина. Я невольно с уважением посмотрел на селенитов, и мы с Кавором остановились, чтобы рассмотреть удивительный механизм.

— Поразительно! — воскликнул я. — Что это такое?

Озаренное голубоватым светом, лицо Кавора выражало глубокое раздумье.

— Нет, это не сон! Неужели эти существа… люди не могли создать ничего подобного. Взгляните на эти рычаги! Есть ли у них шатуны?

Толстый селенит прошел вперед, затем вернулся обратно и встал между нами и громадной машиной. Даже не взглянув на него, я понял, что он торопит нас идти. Он снова двинулся вперед, потом вернулся и ощупал наши лица, чтобы обратить на себя внимание.

Мы с Кавором молча переглянулись.

— Нельзя ли как-нибудь показать ему, что мы заинтересованы машиной? — проговорил я.

— Что ж, — ответил Кавор, — попробуем.

Он обернулся к нашему проводнику и улыбнулся, показывая на машину; потом показал на свою голову и на машину. Неизвестно почему, он решил, что ломаный английский язык может дополнить его жесты.

— Мой глядит на него, — заговорил Кавор, — мой думает его очень сильный, да?

Его поведение остановило на минуту спешивших куда-то селенитов. Они переглянулись друг, с другом, задвигали головами и зачирикали. Затем один из селенитов, сухой и длинный, одетый во что-то вроде мантии, в придачу к оловянному наряду, как у всех остальных, обвил талию Кавора своим слоновым хоботом и осторожно потянул его вслед за проводником, который снова двинулся вперед.

Но Кавор воспротивился.

— Мы можем сейчас с ними объясниться; они, быть может, воображают, что мы какая-нибудь новая порода животных, новый сорт лунных чудовищ, чего доброго. Нужно показать им, что мы разумные существа и интересуемся окружающим.

Кавор отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, — говорил он, — мой не пойдет одна минута. Мой смотрит на него.

— Нет ли какой геометрической теоремы, которую вы могли бы привести по этому поводу? — спросил я Кавора, когда селениты скова остановились,

— Может, о параболе, — начал он, но вдруг пронзительно вскрикнул и отпрыгнул на шесть футов. Один из стражей кольнул его копьем. Я с угрожающим жестом обернулся к копьеносцу, стоявшему позади меня. Он отступил. Это вместе с неожиданным криком и прыжком Кавора смутило селенитов. Они отступили, разглядывая нас. В течение нескольких мгновений, которые показались нам вечностью, мы стояли, возбужденные, среди нечеловеческих существ.

— Он уколол меня! — воскликнул Кавор прерывающимся от волнения голосом.

— Я видел, — отозвался я.

— Проклятые! — обратился я к селенитам. — Мы не будем этого выносить! За кого вы нас принимаете?

Я быстро посмотрел направо и налево. Издалека, в голубом сумраке пещеры, к нам бежало несколько селенитов. Они были шире и стройней, один с большой головой. Пещера казалась огромной и сливалась с темнотой. Своды как бы подгибались под тяжестью каменных глыб, державших нас взаперти. Ни одного выхода из этого подземелья. Вокруг — неизвестность, и эти безобразные существа с копьями и щупальцами и два беззащитных человека!

Эта неприятная пауза длилась не более мгновения. Скоро и мы и селениты одумались. Я понял, что бежать нам некуда: нас окружат и убьют. Невероятное легкомыслие нашего появления здесь предстало предо мной в виде огромного мрачного упрека. Зачем пустился я в это безумное нечеловеческое предприятие?

Кавор подошел и положил руку на мое плечо. Его бледное перепуганное лицо казалось мертвенным в голубом свете.

— Ничего не поделаешь, — проговорил он. — Вышло недоразумение. Они нас не поняли. Приходится повиноваться.

Я взглянул на него и затем на новых селенитов, прибывших на помощь к товарищам.

— Ах, если бы у меня руки были свободны!

— Это бесполезно, — вздохнул он.

— Неправда.

— Пойдемте же.

Он повернулся и пошел туда, куда нас вели. Я последовал за ним, стараясь казаться покорным и ощупывая кандалы на руках. Кровь во мне кипела. Я ничего больше не видел в этой пещере, хотя протекло, вероятно, немало времени, пока мы прошли ее. А если что и видел, то позабыл. Мое внимание было сосредоточено на цепях и на селенитах, в особенности на вооруженных. Сначала они шли параллельно с нами и на почтительном расстоянии, но потом к ним присоединилось еще трое стражей, и они подступали ближе, на расстоянии руки от нас. Я бесился как пришпориваемая лошадь, когда они к нам подступали. Маленький, толстенький селенит шагал справа от меня, но потом снова пошел вперед.

Как отчетливо отпечатлелась у меня в мозгу картина этого шествия: затылок понуренной головы Кавора, как раз против моего лица, его опустившиеся усталые плечи, безобразное, ежеминутно оглядывающееся лицо проводника; конвойные со всех сторон, настороже, с разинутыми ртами, — все в голубом свете. Припоминаю еще одну подробность, помимо чисто личных обстоятельств, — желоб на дне пещеры, по бокам скалистой дороги, по которой мы ступали; желоб этот был наполнен тем же светящимся голубым веществом, которое вытекало из огромной машины. Я шел близко и заметил, что от него не исходило ни малейшего тепла; оно только ярко светилось, но не было ни теплее, ни холоднее всего остального в пещере.