Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

— Так что же? Вполне понятная любознательность…

— Вы так думаете. Вы думаете, что ум каждого человека жаждет познаний. Помню, когда я спросил у вас, к чему вы делаете все эти изыскания, вы отвечали, что вам хотелось бы стать академиком, хотелось бы приготовить вещество, называемое «каворитом», и тому подобное. Вы отлично знаете, что занимались своими исследованиями вовсе не ради этого. Но мой вопрос захватил вас врасплох, и вы чувствовали, что надо указать какую-нибудь достаточно основательную и вескую причину. На самом же деле вы производили все изыскания не ради жажды знаний.

— Может быть…

— Вряд ли найдется хоть один человек среди миллиона, подобный вам. Большинство людей желает, разумеется, разных вещей, но очень немногие жаждут знаний ради знания. И я не из числа тех немногих. Селениты, повидимому, подвижные, деятельные существа, но почему вы знаете, что даже самые интеллигентные из них заинтересуются нами или нашим миром? Они даже не подозревают о его существовании. Ведь они никогда не выходят по ночам на поверхность, — они замерзли бы, если бы вышли. Они, наверное, никогда не видали ни одного небесного светила, кроме яркого, жгучего Солнца, Откуда они могут знать, что существует другой мир? Да и какое им дело до другого мира? А если им и случалось видеть звезды или Землю, то что же из этого? Разве будут подземные жители наблюдать за светилами? Ведь и люди не стали бы делать подобных наблюдений, если бы это не понадобилось им для определения времени года и для мореплавания. Зачем же это лунным жителям? Предположим, что среди них найдется несколько философов, подобных вам. Это будут как раз те селениты, которые никогда и не услышат о нашем существовании. Предположите, что какой-нибудь селенит спустился бы на Землю, в то время как вы проживали в Лимпне. Ведь вы последним узнали бы об этом. Вы никогда не читали газет. Итак, как видите, все шансы против вас. А ради взвешивания этих шансов мы сидим тут сложа руки и теряем драгоценное время. Положение наше очень скверное. Мы явились сюда безоружными, потеряли наш шар, остались без пищи; показались селенитам и дали им повод считать нас какими-то дикими, диковинными зверями. Если эти селениты не лишены разума, то они будут гоняться за нами, пока не найдут, постараются поймать нас живьем, а коли им это не удастся, то убьют — только и всего. Поймав нас, они также и убьют нас по какому-нибудь недоразумению. Возможно, что потом они будут спорить о нас, но нам от этого не станет легче.

— Продолжайте.

— С другой стороны, золото здесь такой же обыкновенный металл, как у нас на Земле железная руда. Если бы нам удалось захватить его с собой, отыскать наш шар, прежде чем они на него натолкнутся, и вернуться на Землю, тогда…

— Что тогда?

— Тогда мы могли бы поставить дело на более солидную почву. Могли бы вернуться сюда на более крупном шаре, с оружием и пушками.

— Что вы! — ужаснулся Кавор.

Я швырнул в трещину еще один гриб.

— Во всяком случае, — продолжал я, — мне принадлежит половина решающих голосов в этом деле, а вопрос этот чисто практический. Я — человек-практик, а вы нет. Я не намерен доверять селенитам и геометрическим чертежам… Вот и все. Довольно с нас тайн. Вернемся на Землю, а потом опять на Луну. Кавор раздумывал.

— Да, — сказал он, — мне следовало бы полететь на Луну одному.

— Сейчас самый важный вопрос — как добраться до шара.

Помолчав, Кавор как будто согласился с моими доводами.

— Я думаю, — заговорил он, — что у нас есть кое-какие данные. Ясно, что когда Солнце находится на этой стороне Луны, то воздух должен устремляться через эту губчатую планету с темной стороны на солнечную, должен вытекать из лунных пещер в кратеры… Значит, здесь должна быть тяга.

— Здесь есть тяга.

— Значит, мы не в тупике. Где-нибудь расщелина идет кверху. Течение воздуха направляется снизу вверх, этот же путь следует избрать и нам. Если мы попытаемся найти выход из этой трубы или камина, то мы из этого лабиринта, где нас ищут…

— Однако предположите, что проход окажется слишком узким…

— Тогда мы спустимся обратно.

— Тсс, — шепнул я, услышав какой-то шум. — Что это такое?

Мы прислушались. Отдаленный шум и звон гонга.

— Они нас принимают за животных, — возмутился я, — и хотят напугать этой музыкой.

— Они идут вдоль туннеля, — проговорил Кавор.

— Вероятно.

— Но они не обратят внимания на эту трещину, они пройдут мимо.

Я прислушался.

— На этот раз они, наверно, захватили оружие. — Вдруг я вскочил. — Они нас найдут, Кавор! — закричал я, — Они заметят грибы, которые я бросал вниз. Они…

Я не договорил и прыгнул через шляпки грибов к верхнему концу пещеры. Я заметил, что углубление поворачивает вверх и переходит в темную щель. Я уже собирался туда влезть, как вдруг счастливая мысль осенила меня, и я вернулся назад.

— Что вы делаете? — спросил Кавор.

— Полезайте вперед, — сказал я и сорвал два светящихся гриба и сунул один корнем вниз в карман своего фланелевого жакета так, чтобы он освещал нам путь, другой же гриб отдал Кавору. Шум усилился, — казалось, что селениты находятся совсем близко, под самой расщелиной. Но, может быть, им трудно взобраться, или они не решаются, боясь нашего сопротивления. Во всяком случае, мы убедились теперь в своем мускульном превосходстве вследствие нашего рождения на другой планете. Через минуту я карабкался уже с богатырской силой вслед за сверкающими синеватым светом пятками Кавора.

Не помню уже, сколько времени мы карабкались вверх, пока не достигли решетки. Может быть, мы поднялись на несколько футов, но тогда мне казалось, что мы проползли, протискались, проскакали и вскарабкались по крайней мере почти на целую милю вертикально вверх. Когда я вспоминаю об этом, то в моих ушах раздается позвякивание золотых цепей. Они звенели при каждом нашем движении. Я содрал кожу на пальцах и на коленях и оцарапал щеку. Скоро мы стали карабкаться более медленно и осторожно. Шум преследовавших нас селенитов заглох. Вероятно, они не полезли по нашим следам в расщелину, хотя и заметили сорванные нами грибы. Местами щель так суживалась, что мы с трудом протискивались вверх; иногда она, напротив, расширялась, образуя широкие пустоты, утыканные колючими кристаллами или обросшие светящимися грибами. Проход то извивался, то спускался вниз почти горизонтально. Часто журчала и капала вода. Раз или два от нас что-то шмыгнуло в сторону. Возможно, что это были ядовитые пресмыкающиеся, но они не причинили нам вреда, а мы так торопились, что нам было не до них. Наконец далеко вверху забрезжил знакомый нам синеватый свет, и мы увидели, что он просачивается через решетку, преградившую нам путь.