Герберт Уэллс - Остров доктора Моро (пер. Быкова)

— Вы слышали, можетъ быть, о шпорѣ пѣтуха которую Гунтеръ привилъ къ шеѣ быка. А крысьи хвосты на носу алжирскихъ зуавовъ, объ этомъ также слѣдуетъ сказать — уроды, изготовленные посредствомъ кусочка хвоста обыкновенной крысы, перенесеннаго въ надрѣзъ на лицѣ и привившагося въ такомъ положеніи!

— Изготовленные уроды! Такимъ образомъ вы хотите сказать, что…

— Да. Эти созданія, которыхъ вы видѣли, животныя, выкроенныя и обдѣланныя въ новыя формы. На это, т. е. изученію пластичности живыхъ формъ, посвящена моя жизнь. Я занимался годы, постепенно пріобрѣтая новыя свѣдѣнія. Я вижу ваше изумленіе въ то время, какъ я не говорю вамъ ничего новаго. Все это уже давно находится въ области практической анатоміи, но никто не имѣлъ дерзости касаться этого. Я могу измѣнить не только наружную форму животнаго, физіологія, химическій составъ живаго существа также могутъ подвергаться прочному измѣненію!

— Оспопрививаніе и другіе методы прививки живыхъ и мертвыхъ матерій — примѣры, съ которыми вы, навѣрное, хорошо знакомы. Сходную операцію представляетъ переливаніе крови, съ чего, сказать правду, началъ я. Такіе случаи многократны. Менѣе обычныя, но, конечно, гораздо болѣе смѣлыя, были операціи тѣхъ практиковъ среднихъ вѣковъ, которые фабриковали карликовъ, калѣкъ и ярмарочныхъ уродовъ и чудовищъ; остатки такого искусства видны еще въ предварительныхъ манипуляціяхъ, которымъ подвергаются паяцы и акробаты. Викторъ Гюго много говорилъ о нихъ въ своемъ произведеніи. «Человѣкъ, который смѣется»… Но вы, можетъ быть, понимаете лучше, что я хочу сказать? Вы начинаете видѣть, что возможно пересаживать ткань онъ одной части тѣла животнаго къ другой или отъ одного животнаго къ другому, измѣнять его (т. е. животнаго) химическія реакціи, способы роста, возобновлять суставы членовъ и въ результатѣ измѣнить все внутреннее строеніе животнаго!

— Однако до меня эта необычайная отрасль знаній совсѣмъ не была систематически и полно разработана новѣйшими изслѣдователями.

— Только нѣсколько хирургическихъ попытокъ указывали на случаи подобнаго рода; большинство аналогичныхъ примѣровъ производились, такъ сказать, случайно тиранами, преступниками, заводчиками лошадей и собакъ, всякаго рода невѣжественными и неопытными людьми, работавшими исключительно ради личныхъ выгодъ. Я первый возбудилъ этотъ вопросъ, вооруженный антисептической хирургіей и владѣя дѣйствительнымъ научнымъ знаніемъ естественныхъ законовъ.

— Можно думать, что до сихъ поръ все это практиковалось втайнѣ. Таковы, напримѣръ, сіамскіе близнецы… А также въ казематахъ инквизиціи… Несомнѣнно, главною цѣлью инквизиторовъ было — доставить утонченныя страданія, но, по крайней мѣрѣ, нѣкоторые изъ нихъ должны были имѣть безграничную научную любознательность…

— Но, — прервалъ я, — эти существа, эти животныя говорятъ!

Онъ отвѣтилъ, что они дѣйствительно говорятъ. По его словамъ, вивисекція не останавливается только на простомъ преобразованіи внѣшняго вида. Свинья и та можетъ получить воспитаніе. Строеніе, касающееся ума, еще менѣе установлено, нежели строеніе тѣла. Въ развивающемся ученіи о гипнотизмѣ мы находимъ предсказываемую возможность посредствомъ внушеній замѣнять старыя атавистическія понятія новыми, привитыми къ наслѣдственнымъ и прочно занявшими мѣсто послѣднихъ. По правдѣ сказать, многое изъ того, что мы зовемъ моральнымъ воспитаніемъ, есть искусственная модификація и извращеніе природнаго инстинкта. Велико различіе между гортанью человѣка и обезьяны, — продолжалъ онъ, — въ ея способности воспроизводить ясно различные символическіе звуки, которыми можетъ выражаться мысль.

Относительно этого пункта я не былъ согласенъ съ нимъ, но съ нѣкоторою неучтивостью онъ отказался обратить вниманіе на мое возраженіе. Онъ повторилъ только, что факты на лицо, и продолжалъ изложеніе своихъ работъ.

Я спросилъ его, почему онъ взялъ за образецъ человѣка? Мнѣ казалось въ то время, да и теперь еще кажется, что въ этомъ выборѣ проглядывала какая-то странная злость. Онъ признался, что выбралъ эту форму случайно.

— Я также легко могу превратить барановъ въ ламъ и ламъ въ барановъ. Я полагаю, что въ человѣческой формѣ такъ называемый артистическій складъ ума проявляется гораздо сильнѣе, неужели у какой-либо другой животной формы. Но я не ограничусь фабрикаціею людей. Одинъ или два раза…

Онъ немного помолчалъ.

— Эти годы! Съ какою быстротою они протекли! И вотъ теперь я потерялъ цѣлый день для спасенія вашей жизни и теряю еще часъ, давая вамъ объясненіе!

— Между тѣмъ, — сказалъ я, — я все еще не понимаю. Вы причиняете массу страданій, въ чемъ-же какіе оправданіе? Одно только практическое примѣненіе могло-бы извинить въ моихъ глазахъ вивисекцію…

— Конечно! — сказалъ онъ. — Но, какъ вы видите, я думаю иначе. Мы смотримъ на дѣло съ различныхъ точекъ зрѣнія. Вы матеріалистъ!

— Я вовсе не матеріалистъ! — живо прервалъ я его.

— Съ моей точки зрѣнія, съ моей точки зрѣнія!

— Именно вопросъ о страданіи раздѣляетъ насъ. Пока видъ страданій или слухъ о нихъ огорчаетъ васъ, пока собственныя ваши страданія управляютъ вами, пока основою вашихъ представленій о злѣ, о грѣхѣ служитъ боль, до тѣхъ поръ вы не болѣе, какъ животное, говорю я, и имѣете довольно смутное представленіе о чувствахъ всякаго другого животнаго. Боль…

Я въ нетерпѣніи пожалъ плечами, слыша подобные софизмы.

— Но, мало того, — продолжалъ докторъ, — умъ, дѣйствительно способный къ признанію научныхъ истинъ, долженъ считать все это сущимъ вздоромъ. Можетъ быть, на всей нашей маленькой планетѣ, представляющей, такъ сказать крупинку міра, невидимую съ ближайшей звѣзды, нигдѣ не встрѣчается того, что называютъ страданіемъ. Мы лишь ощупью пробираемся къ истинѣ… Впрочемъ, что такое боль, даже для тѣхъ, кто живетъ вотъ здѣсь, на этой землѣ?

При этихъ словахъ онъ вынулъ изъ кармана маленькій перочинный ножикъ и, вскрывъ лезвіе, приблизилъ свое кресло ко мнѣ такъ, чтобы я могъ видѣть его бедро; затѣмъ, выбравъ мѣсто, онъ свободно погрузилъ лезвіе въ свое мясо и снова вынулъ его оттуда,

— Вы, безъ сомнѣнія, это уже видѣли? Чувствуется не болѣе, какъ уколъ булавки. Что-же изъ этого слѣдуетъ? Способность чувствовать не присуща мышцамъ, она свойственна исключительно кожѣ, и въ бедрѣ, напримѣръ, лишь кое-гдѣ находятся чувствительныя къ боли мѣста!

— Боль только нашъ внутренній совѣтчикъ — медикъ, раздражающій и предостерегающій насъ. Всякое живое мясо не испытываетъ страданій, они ощущаются лишь нервами, да и то не всѣми. Нѣтъ и слѣда дѣйствительной боли въ ощущеніяхъ зрительнаго нерва. Если его ранить, то вы видите одно мерцаніе свѣта, точно также пораненіе слухового нерва обнаруживается исключительно шумомъ въ ушахъ. Растенія не страдаютъ вовсе; возможно, что низшія животныя, каковы морская звѣзда или рѣчной ракъ, также не испытываютъ страданій. Что-же касается людей, то, развиваясь, они съ большимъ упорствомъ будутъ работать для своего блага, и почти не будетъ необходимости предостерегать ихъ отъ сопряженныхъ съ этимъ опасностей. Я еще никогда не видѣлъ безполезной вещи, которая рано или поздно не была-бы уничтожена и лишена существованія, а вы? Итакъ, боль становится безполезной!