Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

— Я не имею права спрашивать тебя, — сказал он с болью в голосе, — ты меня любишь?

Она заплакала.

— О, Фальк, не надо, прошу тебя!

Они долго сидели на пологом склоне, возвышавшемся над Долиной. Между ними и Лесом паслись овцы и козы на огороженном пастбище. Годовалые ягнята сновали между длинношерстными метками.

Дул сырой ноябрьский ветер.

Руки их были соединены. Парт прикоснулась к золотому кольцу на его левой руке.

— Кольцо — это вещь, которую дарят, — сказала она. — Временами я думаю, что, возможно, у тебя была жена. Представь себе, что она тебя ждет…

Она задрожала.

— Ну и что? — спросил он. — Какое мне дело до того, что было со мной, кем я был? Почему мне нужно уходить отсюда? Все, чем я являюсь теперь, это твое, Парт, это дар, полученный от тебя…

— И он был сделан по доброй воле, — сквозь слезы сказала девушка. — Возьми его и иди…

Они обняли друг друга, и никто из них не хотел освободиться от этих объятий.

Дом остался далеко позади за подернутыми инеем стволами и переплетенными ветвями, лишенными листьев. Лесные великаны тесно смыкались позади едва заметной тропы, по которой пролегал их путь.

День был серый и холодный, тишину леса нарушал только шорох ветвей на ветру, который, казалось, был повсюду и никогда не смолкал. Впереди широкой легкой походкой шел Маток, за ним следовал Фальк, группу замыкал молодой Дурро. Все трое были одеты в легкие теплые куртки с капюшонами и штаны из грубой шерсти. Эта ткань была собственного производства, как, впрочем, и вся их одежда. Такая экипировка называлась жителями Леса зимней и так хорошо сохраняла тепло, что даже в снегопад шуба была не нужна. Каждый из них нес в заплечном мешке запас сухих концентратов, подарки, товары для торговли и спальный мешок. Запас пищи был рассчитан почти на целый месяц. Баки, которая с самого своего рождения никогда не покидала Дом, боялась Леса и поэтому снабдила их соответствующим снаряжением. У каждого был лазерный пистолет, а Фальк нес еще дополнительно пару фунтов еды, а также медикаменты, компас, второй пистолет, смену одежды, бухту веревки, небольшую книгу, которую дал ему Зоув два года назад, что составляло все его земное имущество. Легкий, не знающий усталости Маток обрубал мешавшие им ветки — тропой, очевидно, уже давно не пользовались. Все трое бесшумно ступали по устланной листьями тропе.

Они должны были добраться к Рансифелю на третий день. К вечеру второго дня местность заметно изменилась: Лес сделался реже, часто стали попадаться кочки. Вдоль склонов холма показались серые прогалины, по которым текли прячущиеся в кустах ручьи.

Они разбили лагерь на одной из таких прогалин, на южном склоне холма, укрывшись от усиливающегося ветра, несшего с собой дыхание зимы. Дурро принес несколько охапок сухого хвороста, а двое других путников очистили для костра место и сложили небольшой каменный очаг.

— Мы пересекли водораздел сегодня днем, — заметил Маток. — Отсюда ручей течет на запад и в конце концов впадает во Внутреннюю Реку.

Фальк выпрямился и посмотрел на запад, но невысокие холмы мешали обзору.

— Маток, — сказал он, — я думаю, мне нет смысла идти к Рансифелю. Я должен идти своим путем. Кажется, вдоль большого ручья, который мы пересекли сегодня днем, идет тропа, ведущая на запад. Я вернусь туда и пойду по этой тропе.

Маток поднял глаза. Он не владел мысленной речью, но взгляд его был достаточно красноречивым: ты думаешь вернуться домой?

Фальк же воспользовался мысленной речью и ответил: «Нет, черт побери!»

— Извини, — сказал Старший Брат.

Он был рад уходу Фалька и не пытался скрыть этого. Ничто для Матока не имело значения помимо безопасности Дома. Каждый незнакомец таил в себе угрозу, даже незнакомец, с которым он прожил бок о бок не один год, который был его товарищем на охоте, который стал возлюбленным его сестры…

Но все-таки он сказал:

— Тебя хорошо примут у Рансифеля, Фальк. Почему бы тебе не начать свое путешествие оттуда? Впрочем, дело твое.

— Видишь ли… — сказал нерешительно Фальк.

Маток уложил последний камень, и Фальк принялся разводить огонь в очаге.

— Если мы и пересекли тропу, то я не знаю, откуда и куда она ведет. Завтра утром мы пересечем настоящую людскую тропу — старую Дорогу Харенда. Ты, наверное, знаешь, Фальк, что Дом Харенда расположен далеко в западном направлении. Идти туда пешком не менее недели. Видимо, поэтому за последние шестьдесят-семьдесят лет туда никто не ходил. Но, может быть, была и другая причина. Во всяком случае, когда я проходил здесь прошлым летом, она была хорошо видна. Та же, о которой говоришь ты, может оказаться тропой оборотней и завести тебя в глушь или болото.

— Хорошо, — согласился Фальк. — Я пойду по Дороге Харенда.

Наступила пауза, а затем Маток сказал:

— Почему ты собираешься идти на запад?

— Потому что Эс Тох находится в западной стороне.

Это имя редко произносили жители Дома вслух, и оно прозвучало как-то странно под этим серым небом. Дурро, подошедший с охапкой дров, с тревогой осмотрелся вокруг. Маток больше ничего не спросил, только неодобрительно покачал головой.

Эта ночь на склоне холма у костра была последней для Фалька ночью с теми, кто был для него братьями, кто стал для него соплеменниками. На следующее утро они продолжали путь в западном направлении и задолго до полудня подошли к широкой заросшей тропе, ведущей налево от тропинки Рансифеля.

Ее начало было отмечено двумя огромными соснами. Там, под шатром ветвей, было сумрачно и тихо.

— Возвращайся к нам назад, Фальк, гостем или братом, — сказал молодой Дурро.

Его приподнятое настроение объяснялось предстоящим сватовством, но и он сник при виде этого темного, неясного пути, на который должен был вступить Фальк. Маток же только сказал:

— Дай мне свою фляжку.

Взамен он протянул свою собственную фляжку из серебра со старинной гравировкой.

Затем они разошлись. Двое пошли на север, один — на запад.

Пройдя немного, Фальк остановился и огляделся. Его попутчики уже исчезли из виду.

Тропа Рансифеля была уже не видна за молодой порослью деревьев и кустарников, которыми заросла Дорога Харенда. Похоже было, что этой дорогой все-таки пользовались, хотя и не часто, но расчистку не проводили уже много лет. Вокруг ничего не было видно, только бесконечные деревья. Фальк стоял один в их тени.

Земля была покрыта ковром из листьев, падавших на нее добрую тысячу лет. Под огромными соснами и кедрами было темно и тихо, в воздухе кружились редкие снежинки.

Фальк немного ослабил ремни, на которых держалась его поклажа, и двинулся дальше.

К полудню ему уже казалось, что он ушел бесконечно далеко от Дома и что он всегда был так же одинок, как и сейчас.