Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

— Был ли тот, кого зовут Абендабот, сейчас в комнате, или это была иллюзия?

— Я не знаю, доктор Ромаррен, — ответил Орри.

Вещество, которым он надышался из трубки, казалось, подействовало успокаивающе: сейчас он говорил весело и непринужденно.

— Думаю все же, что он там был. Но они никогда не подходят близко друг к другу. Скажу вам честно, хотя это и очень странно, но за все время, которое я провел здесь, за все эти шесть лет я еще ни разу не прикоснулся ни к одному из них. Они стараются держаться в стороне, всегда поодиночке. Впрочем, они всегда были добры ко мне, — поспешно добавил он.

Он глядел на Фалька своими чистыми глазами, чтобы у того не сложилось впечатление, что он лжет.

— Они очень добрые. Я очень люблю и Лорда Абендабота, и Кена Кениека, и Парлу. Но они так далеки, всегда далеки от меня. Они так много знают. Они несут слишком тяжелое бремя. Они охраняют знания и поддерживают мир. Они выполняют много других обязанностей, и притом делают это уже в течение тысячи лет, тогда как остальные люди Земли не несут никакой ответственности, а живут жизнью диких зверей на воле. Их соплеменники — люди ненавидят их и не хотят знать правды, которую им предлагают. Поэтому Повелители всегда должны жить порознь, оставаться одинокими, чтобы сохранить мир, ремесла и знания. Если бы не они все было бы утрачено за несколько десятков лет этими воинственными племенами, Домами, Странниками и рыщущими по планете людоедами.

— Далеко не все людоеды, — сухо заметил Фальк.

Было похоже, что Орри немного подзабыл выученный урок.

— Может быть и так, — согласился он.

— Некоторые из них говорят, что они опустились так низко потому, что этого хотели Синги, которые не желают открыть им знания. Если же они будут искать новые знания, которые помогут им построить свой собственный город, то Синги уничтожат его, а заодно и их!

Наступила пауза. Орри закончил высасывать свою трубку и аккуратно припрятал ее среди корней кустарника с длинными красных оттенков цветами. Красные, как плоть, отметил про себя Фальк. Он ждал ответа на свое патетическое высказывание, но постепенно до него стало доходить, что ответа не будет. То, что он сказал, просто не дошло до сознания Орри.

Они продолжали свой путь молча.

— Ты знаешь ту, изображение которой появилось в самом начале? — спросил Фальк.

— Стреллу Эзобельель? — с готовностью отозвался Орри. — Да, я видел ее и раньше на заседаниях Совета.

— Она из Сингов?

— Нет. Она не принадлежит к Повелителям. Я думаю, что она из горцев, но была воспитана в Эс Тохе. Многие люди приводят или присылают сюда своих детей, чтобы их воспитали для службы у Повелителей. А детей с недоразвитым мышлением приводят сюда и подключают к психокомпьютеру, чтобы и они внесли свой посильный вклад в великое дело. Именно их невежественные люди называют «людьми-орудиями». Ты пришел сюда со Стреллой Эзобельель, доктор Ромаррен?

— Да, кроме того, я странствовал с ней, делился с ней пищей и спал в одной постели. Она называла себя тогда Эстрел. Странницей.

— Но вы же тогда должны были сами догадаться, что она не Синг! — вырвалось у мальчика.

Орри покраснел, вытащил еще одну белую трубочку и начал сосать, опустив глаза вниз.

— Если бы она была из Сингов, то не спала бы тогда со мной? Ты это хотел сказать? — Фальк был заинтересован.

Мальчик, все еще красный от смущения, пожал плечами, выразив на свой манер отрицание. Но наркотик придал ему смелости, и он произнес:

— Они не вступают в физическое соприкосновение с другими людьми, доктор Ромаррен. Они словно боги, добрые, умные, но такие холодные и далекие. Они все держатся порознь.

Речь мальчика была сбивчивой, по-детски наивной. Осознавал ли он свое одиночество в этом чуждом мире, в мире, где прожил свое детство и вступил в годы юности. Как он должен быть одинок среди всех этих людей, которые всегда держатся обособленно, которым нет до него дела, которые напичкали его словами, но настолько оторвали от реальности, что уже в пятнадцать лет он стал искать удовольствия в наркотике? Он определенно не осознавал своей изоляции. Казалось, он не имел определенных представлений о многих вещах. Но порой в его глазах была видна такая острая тоска и надежда, что Фальк не мог не жалеть бедного юношу. У Орри был взгляд погибающего от жажды в знойной пустыне, взгляд человека, когда тот смотрит на миражи, возникающие перед ним, — пальмы и арыки с водой, тень и прохлада.

Фальку хотелось бы еще о многом расспросить мальчика, но пользы от этого было бы очень мало. Жалея его, Фальк положил руку на хилое плечо Орри. Тот вздрогнул от неожиданного прикосновения, слегка улыбнулся и принялся снова сосать свой наркотик.

Позже, уже в своей комнате, Фальк долго шагал взад и вперед, как волк в клетке, пока в конце концов не лег спать. Ему снилось, что он находится в Доме, похожем на Лесной Дом, но у его обитателей глаза были цвета янтаря и агата. Он изо всех сил старался убедить их, что принадлежит к их племени, но они не понимали его языка, и как-то странно смотрели на него, когда он, запинаясь, искал нужные слова, слова истины, слова правды.

Когда он проснулся, его уже поджидали люди-орудия, чтобы предупредить любое его желание. Он отпустил их. Выйти в коридор ему никто не препятствовал и он никого не встретил по дороге. Длинные коридоры казались совершенно пустыми, так же, как и подернутые дымкой полупрозрачные комнаты, мимо которых он шел, и которые, казалось, не имели дверей. Однако все время его не покидало чувство, что за ним наблюдают, следят за каждым его движением.

Когда он, вдоволь нагулявшись по этим коридорам, вернулся к себе в комнату, там его уже поджидал Орри, который горел желанием показать Фальку город.

Целый день они бродили по городу пешком или на слайдере, по улицам с их висячими садами, дворцами, жилыми домами и общественными зданиями. Орри был щедро снабжен полосками иридия, которые служили здесь деньгами, и когда Фальк сказал, что ему не нравится модная одежда, в которую его нарядили хозяева дворца, Орри настоял, чтобы они зашли в лавку, торгующую одеждой, и купили там все, что нужно. Фальк стоял среди стеллажей и прилавков, заполненных пышными одеяниями, ослепительно сиявшими яркими цветными узорами. Он вспомнил о Парт, которая ткала на своем маленьком станке белых аистов на темном фоне.

— Я сотку себе черную одежду, — сказала она ему при расставании, — и буду ходить в ней всегда.

Он тоже предпочел бы разноцветью материй и накидок простые черные штаны, темную рубаху и короткую черную меховую куртку.

— Такую одежду носят у нас дома, на Вереле, — сказал Орри.

Он критически оглядел свое собственное огненно-красное одеяние.