Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Как люди.

— По крайней мере, раманы. Они наши дети, понимаете?

Эндер улыбнулся.

— Кто из вас, если сын его попросит хлеба, даст ему камень?

Уанда кивнула.

— Именно. Правила Конгресса говорят, что мы должны дать им камни. Хотя у нас так много хлеба.

Эндер поднялся.

— Ну что же, пойдем.

Но Уанда не была готова.

— Но вы не обещали…

— Вы читали книгу «Королева и Гегемон»?

— Я читал, — сказал Миро.

— Можете вы вообразить, что тот, кто назвал себя Глашатаем Мертвых, может причинить зло этим малышам-пекениньос?

Озабоченность Уанды заметно уменьшилась, но не ее враждебность.

— Вы не просты, сеньор Эндрю, Глашатай Мертвых, вы очень хитры. С ним вы говорите о Королеве баггеров, а мне цитируете Писание.

— Я говорю с каждым на том языке, который он понимает, — сказал Эндер. — Это не хитрость, это открытость.

— Итак, вы сделаете все, что захотите.

— Если это не навредит свинкам.

Уанда пренебрежительно усмехнулась.

— В вашем понимании!

— Я не могу использовать понимание других, — он повернулся и пошел из тени раскидистой кроны дерева по направлению к лесу на вершине холма. Они последовали за ним, стараясь догнать его.

— Я должен сказать, — сказал Миро. — Свинки спрашивали о вас. Они считают, что вы и есть тот Глашатай, который написал «Королеву и Гегемона».

— Они читали это?

— Они включили многое в свою религию. Распечатку, которую мы дали им, они берегут, как священную книгу. А теперь они утверждают, будто Королева разговаривает с ними.

Эндер взглянул на него.

— И что же она говорит? — спросил он.

— Что вы тот самый Глашатай. И что вы привезли ее с собой. И что вы позволите ей жить с ними и научить их всему о металлах, и… от этого можно сойти с ума. И это хуже всего, они ожидают от вас столько невозможных вещей.

Для них это было выполнением желаний, как, очевидно, считал и Миро, но Эндер знал, что Королева действительно разговаривала с кем-то из своего кокона.

— А как Королева с ними разговаривает?

Теперь Уанда была с другой стороны от него.

— Не с ними, только с Рутером. А Рутер разговаривает с ними. Это все входит в их систему тотемов. Мы всегда стараемся подыгрывать им, как будто мы верим им.

— Какое великодушие с вашей стороны, — сказал Эндер.

— Это общепринятая антропологическая практика, — сказал Миро.

— Вы так старательно притворяетесь, что верите им, — вы никогда не смогли бы узнать что-то от них.

На секунду они отстали, и Эндер вошел в лес один. Потом они догнали его.

— Мы посвятили наши жизни тому, чтобы узнать их, — сказал Миро.

Эндер остановился.

— Узнать их, но не научиться от них.

Они только что вошли в глубь леса; на их лицах нельзя было прочесть ничего из-за игры света и тени от листьев. Но он знал, что он увидел бы на их лицах. Раздражение, негодование, презрение — как смеет этот неподготовленный пришелец ставить под сомнение их профессиональное отношение? А вот как:

— Вы уверены в своем культурном превосходстве. Вы занимаетесь «сомнительной деятельностью», чтобы помочь бедным свинкам, но никогда в жизни вы не смогли бы заметить, что они могут вас научить чему-то.

— Чему? — воскликнула Уанда. — Тому, как убить своего величайшего благодетеля, замучить его до смерти, после того как он спас жизни десятков их женщин и детей?

— Тогда почему вы терпите это? Почему вы помогаете им после того, что они сделали?

Миро вклинился между Уандой и Эндером. «Защищает ее, — подумал Эндер, — или же спасает от того, чтобы продемонстрировать свои слабости».

— Мы профессионалы. Мы понимаем, что культурные различия, которые мы не можем объяснить…

— Вы понимаете, что свинки лишь животные, и вы осуждаете их за то, что они убили Либо и Пипо, не больше, чем кабру за то, что она ест капим.

— Это так, — согласился Миро.

Эндер улыбнулся.

— Вот почему вы никогда не сможете научиться у них — потому что вы считаете их животными.

— Мы считаем, что они — раманы, — сказала Уанда, отталкивая Миро. Очевидно, она не нуждалась в защите.

— Вы не считаете, что они несут ответственность за свои поступки, — сказал Эндер. — Раманы отвечают за то, что они делают.

— Что вы предлагаете? — саркастически спросила Уанда. — Судить их?

— Могу сказать одно. Свинки узнали обо мне от мертвого Рутера больше, чем вы, общаясь со мной.

— Что это значит? Что, вы действительно тот, первый Глашатай? — Миро, очевидно, считал это предположение смехотворным. — И в вашем корабле, который кружится вокруг планеты, сидят баггеры и вы можете привезти их сюда и…

— Это значит, — прервала его Уанда, — что этот дилетант считает, что он лучше знает, как общаться со свинками, чем мы. По-моему, это доказывает, что мы не должны были соглашаться на то, чтобы привести его к…

В этот момент Уанда остановилась, потому что из кустов появилась свинка. Меньше, чем Эндер ожидал. Запах, хотя и не совсем неприятный, был сильнее, чем можно было подумать по компьютерной модели Джейн.

— Слишком поздно, — тихо сказал Эндер, — мне кажется, я уже встретил их.

Выражения лица свинки, если это можно было так назвать, ничего не говорило Эндеру. Но Миро и Уанда могли немного понимать этот язык без слов.

— Он изумлен, — вполголоса сказала Уанда. Говоря Эндеру, что она понимает то, чего он не понимает, она ставила его на место. Это было нормально. Эндер знал, что в этом деле он новичок. Правда, он надеялся, что он немного встряхнул их, вывел из нормального, без вопросов, образа жизни. Было очевидно, что они следуют установившимся канонам. И если он хочет получить от них реальную помощь, их придется вырвать из этих канонов.

— Листоед, — сказал Миро.

Листоед не мог отвести глаз от Эндера.

— Глашатай Мертвых, — сказал он наконец.

— Мы привели его, — сказала Уанда.

Листоед повернулся и исчез в кустах.

— Что это значит? — спросил Эндер. — Почему он ушел?

— Вы что, действительно не поняли? — спросила Уанда.

— Нравится вам это или нет, — сказал Эндер, — но свинки хотят поговорить со мной, и я буду говорить с ними. Я думаю, будет лучше, если вы поможете мне понять, что происходит. Или вы тоже этого не понимаете?

Он наблюдал, как они борются с раздражением. Наконец, к облегчению Эндера, Миро принял решение. Вместо того, чтобы ответить высокомерно, он заговорил просто и мягко:

— Нет, мы не понимаем. Мы все еще играем с ними в загадки. Они спрашивают нас, мы спрашиваем их, и, насколько это возможно, ни они, ни мы не сообщаем ничего сознательно. Мы даже не задаем им вопросы, ответы на которые нас интересуют, потому что боимся, что по вопросам они узнают о нас слишком много.

Уанда не собиралась поддерживать решение Миро.