Джордж Мартин - Неистовые джокеры

— Я… — Голос подвел ее, и Рулетка сделала еще одну попытку. — Я играю с ним.

— Какая драматическая — я бы даже сказал, — мелодраматическая фраза. Ты с ним играешь, — повторил он задумчиво и молниеносным движением протянул руку к ее горлу. — Так вот, хватит с ним играть! Убей его!

Рулетка попыталась вывернуться из его пальцев, он усилил хватку, сминая ее гортань; кровь хлынула ей в голову, загрохотала в ушах. Женщина цеплялась за его руку, пытаясь вымолить пощаду, но из горла выходил только какой-то писк. Астроном презрительно отшвырнул ее в сторону, и она больно ударилась о край унитаза.

— Вы меня не заставите. Одного страха перед вами недостаточно.

— Верно. Жаль, что ты так и не поняла того, что я тебе говорил. Лишь твоя ненависть освободит тебя. Лишь излив горечь из своей души, ты сможешь обрести покой.

Она судорожно стиснула виски.

— Я не знаю, что ненавижу сильнее, ваши угрозы или вашу дешевую психологию.

Старик продолжал, будто ничего и не слышал:

— Лишь окончательный катарсис может спасти тебя от нескончаемых воспоминаний.

Он смял тщательно возведенные им самим ментальные щиты, вломился в ее сознание. Перед ее глазами поплыла вереница образов. Акушерка, пытающаяся не дать ей приподняться, уложить назад. «Не смотрите». Она все-таки посмотрела. Чудовище! Оно лежало в кювете и тоненько пищало. Четыре дня, в течение которых она могла только беспомощно смотреть, как оно умирает. Метания от омерзения к любви и от любви к ненависти. И все началось сначала. Акушерка, пытающаяся не дать ей приподняться… Нескончаемая череда воспоминаний о кошмаре.

— Убей его, и все кончится.

— О боже! Я не верю вам!

Рулетка все так же продолжала стискивать виски, путаясь в волосах.

— Весьма прискорбно. Потому что у тебя все равно нет никакого другого выбора.

— Еще не пора?

Джек приподнял голову от стальных перил, на которых почти висел.

Вонищенка подошла и встала рядом с ним. Обняла его за пояс.

— Уже скоро. Совсем скоро.

Она протянула руку и отвела с его лба мокрые от пота черные волосы. Джек ответил ей взглядом, полным боли.

— Тебе придется войти туда в своем человеческом обличье, — сказала она. — Я помогу тебе превратиться, когда настанет время. Я буду с тобой.

Вонищенка накрыла ладонью его руку, вцепившуюся в перила. Он повернул ладонь и сжал ее пальцы.

— Не нравится мне эта затея. — Джек посмотрел на их сплетенные пальцы, но руку не убрал, — Жаль, что здесь нет твоих кошек.

— Мне тоже.

— Если что-то пойдет не так, убегай. Я серьезно. Я в состоянии сам позаботиться о себе.

Вонищенка ничего не ответила, только чуть сильнее сжала его пальцы. Потом взглянула на Розмари.

— Уже можно идти?

Помощница прокурора дошла до угла и выглянула на улицу.

— Все чисто. — Она посмотрела на свои электронные часы, щурясь на тусклую подсветку. — Сейчас восемь двадцать. Все, кто должен был прийти, наверняка уже там. Идем.

Над входом в «Хайфонскую лилию» красовался гигантский цветок лилии из красных неоновых трубок. Его гудящее мерцание озаряло тихую улочку. У тротуара перед рестораном выстроилось с полдюжины лимузинов. Облаченные в форменную одежду шоферы собрались в кучку, покуривая и сплетничая, как самые обычные таксисты. Каждую машину охраняли один или два крепких хмурых парня, они бесстрастно проводили взглядами Вонищенку и ее спутников.

Запахи кинзы, рыбы и жгучего перца ударили им в нос еще до того, как они открыли дверь.

— Моп Dieu! — Джек закатил глаза, потом взглянул на Вонищенку. — Можешь себе представить? Теперь я хочу есть.

— Мы поедим сразу же, как только покончим с этим делом.

Хотя дверь находилась вровень с тротуаром, сам ресторан располагался на высоте лестничного пролета. Освещение было тусклым, к тому же темно-красные тисненые обои поглощали большую его часть. В нише сбоку от внутренней двери стоял крупный мужчина в точно таком же темном костюме, как и у охранников снаружи. Когда хлопнула наружная дверь, он вышел на площадку, преграждая им путь.

— Зарезервировано? — осведомился он.

— Разумеется, — не колеблясь ответила Розмари.

Вонищенка ощутила на себе взгляд его скрытых за зеркальными очками глаз — охранник явно оценивал, могут ли они представлять угрозу. Верзила пожал плечами. По-видимому, удовлетворенный результатами осмотра, он отступил в сторону. Судя по всему, Розмари он не узнал.

Внутри их встретили обклеенные такими же темными обоями стены и суетливый азиат средних лет, который приветствовал их со стопкой меню в руках.

— Добрый вечер. Вас трое? Да?

Не дожидаясь ответа, он бросился к одному из множества пустовавших столиков, но Розмари остановила его.

— Мы на собрание.

Маленький человечек остановился как вкопанный. В обеденном зале было почти безлюдно. За столиком у стены о чем-то секретничала пожилая парочка. Ближе к входу сидел высокий и худой мужчина с кривым ртом. Он оторвался от еды и обменялся взглядом с метрдотелем. На миг этот одинокий посетитель показался Вонищенке до боли знакомым, но Джек споткнулся и едва не упал прямо в маленький бассейн с карпами, и мысль ускользнула.

Метрдотель явно встревожился.

— У нас нет никакого собрания, — со слабой улыбкой сообщил он.

— Еще как есть, — отрезала Розмари. — В закрытом зале.

— Нет здесь никакого собрания.

— Типичный случай, — процедил Джек сквозь сжатые губы, — неумения найти общий язык.

Розмари обвела взглядом зал и остановилась на двух мужчинах в темно-синих костюмах и дорогих темных очках — они сидели за отдельными столиками в конце зала. На рукавах у обоих темнели траурные повязки. Она обратилась к тому, который сидел ближе к ней.

— Buon giorno … [16] Добрый день (ит.). Вы ведь Адриан, верно? Сын Тони Калленцы?

— Леди, вы обознались.

Мужчина, который сидел справа, бросил взгляд на товарища. Тот пожал плечами. Вонищенка крепче сжала руку Джека, готовясь тащить его в укрытие, если начнется стрельба.

— Адриан, — не сдавалась Розмари. — Мы с тобой вместе играли. Ты еще таскал моих кукол и требовал за них выкуп. Очень обидно, что ты ничего не помнишь.

Помощница прокурора отошла от Вонищенки и теперь стояла всего в нескольких футах от столика, напротив мужчины, к которому она обращалась. Ее поза была совершенно непринужденной — голова высоко вскинута, руки висят вдоль боков. Вонищенка как-то раз видела ее на суде. Она тогда еще позавидовала уверенности подруги.

Сейчас она не взялась бы утверждать, что Розмари действительно намерена использовать книги исключительно как средство воздействия на Семью. Слишком много было в ней от отца. Вонищенка вспомнила, как подруга жалела, что не родилась мужчиной и не могла унаследовать отцовскую власть. Неужели она собственными руками предоставит ей средство для получения этой власти?