НФ: Альманах научной фантастики 8 (1970)

Вокруг Сломоухова образовался настоящий хоровод. Так встречают студенты своего товарища, который устроился на работу в колбасный цех мясокомбината. Не было недостатка ни в восторгах, ни в знаках неподдельного радушия, ни в предвкушении чего-то необычайного. Юрий Васильевич, все еще несколько более оживленный, чем ему хотелось бы, также был подхвачен этим хороводом и бесцельно забегал по мастерской.

Сломоухова усадили на кожаный диван, и Прокофий Иванович собственноручно стянул с него сапоги: операция, доставившая гостю необыкновенное наслаждение. Аполлон Митрофанович снял с него ружья и куртку. Ворона сломя голову бросился с эмалированным тазом в коридор и тут же вернулся, расплескивая воду.

Старик Карпыч без всякого стеснения рылся в рюкзаке, время от времени извлекая из него самые разнообразные вещи: компас, шило, кэкие-то ножички, бесчисленные коробки, узел с грязным бельем, бутылки и бутылочки, костяные вещички, покрытые тонкими рисунками, и опять бутылочки, и опять ножики. Зайцев передал Юрию Васильевичу тяжелый пояс-патронташ с пустыми патронами и oxoтничьим ножом.

Это было невероятно, это были Майн Рид и Фенимор Купер, это были Хабаров и капитан Кук - и все в одном существе по имени Сломоухов. В данный момент существо это сидело на диване и внимательно рассматривало грязную воду в тазу, изредка высовывая большие пальцы ног наружу и пошевеливая ими. Прокофий Иванович и Аполлон Митрофанович стояли над ним и тоже рассматривали его пальцы,

– Ты такое видел? - спросил Зайцев, неизвестно к кому обращаясь.

– Как научился ходить, босяк! - ответил Ганюшкин. - Неужели нигде не натер? С ума сойти! Верст пятьсот отмахал?

– А тысячу не хочешь! - ответил Сломоухов. - Троих загонял, не считая женского персонала. Сидят и ждут, когда я за ними машину пришлю. Пусть подождут. Я ж часть материалов прямо с Севера направил, а потом отобрал кого повыносливей и петлей на Барею, а вы думали? Да с заходом на Старую фанзу, а потом… В мешочек-то заглянул, Прокофий Иванович? - спросил он и многообещающе улыбнулся. - Не забыл я старых друзей.

Прокофий Иванович поставил мешок на стол и достал оттуда какой-то сверток. Взвесив его на руке, спросил:

– От старого?

– Годун, годун попался, - успокоил Сломоухов. - Напоследок. Теперь спать мне не даст: «Отдай, Лександра Денисыч, папу отдай!» - последние слова Сломоухов произнес густым басом в бороду, и Дейнека догадался, что в свертке была медвежатина.

– А это кто? - спросил вдруг удивленно Сломоухов и показал на Юрия Васильевича. - Где-то я его видел, где-то видел…

– Я - Юра, - протянул руку Юрий Васильевич, - Юрий Васильевич.

– Ассистент наш новый, - с обидной небрежностью бросил Ганюшкин. - Вместо Спирина.

– А откуда сами? - спросил Александр Денисович.

– Из Москвы, - поднял брови Зайцев. - Из самой!

– Я вас где-то видел… - Александр Денисович нахмурился, стараясь что-то вспомнить… - Определенно видел… Вы, простите, не были прошлый год в Риме? Так в мае, июне.

– В Риме? - переспросил Юрий Васильевич. - Что вы?

– Нет, нет, я хорошо помню, что во время нашего конгресса туда приехала группа физиков. И мне почему-то показалось, что я вас видел. Юрий Васильевич, не запирайтесь. Я этого не люблю. Понимаю - скромность, но есть же предел! Наливай, Прокофий Иванович, разгонную!

Александр Денисович поднес к губам стакаы, мельком взглянув на Юрия Васильевича, слегка пригубил и эастыл в неподвижности. Казалось, он не пил, но и Аполлон Митрофанович и Прокофий Иванович в восторге не спускали с него глаз, да и Юрий Васильевич с удивлением заметил, что синяя жидкость из стакана медленно, но верно исчезает в бороде Сломоухова.

– Вы знаете, Александр Денисович, вы - наша звезда! - сказал Ворона, когда Сломоухов завершил операцию с синей жидкостью. - Куда, иной раз думаю, куда уйти, улететь, кто поймет меня? А тут вы приходите на ум. Ведь вы здесь, у нас выросли до всемирных масштабов, до Геркулесовых столпов учености и славы! Из ничего, без ничего и вопреки всему!

– А! Александр Денисович, ведь растет наш Ворона, просто на глазах растет, - восхитился Зайцев. - Верно он говорит. Ведь кто к нам приезжает? Может быть, он и голова, а билет уже в кармане на обратный путь. Чемоданники, перекати-поле, Одному нужно доцента, другому - профессора. Как звание в кармане, так и фьють! Мне один так прямо и сказал; лучше я, говорит, швейцаром буду, да в Москве. Что их там, Александр Денисович, медом кормят? Не могу понять?

– А я могу… - сказал Александр Денисович, со вкусом расправляясь с огромным куском рыбы. - Могу… Я буду прям, прям, как мачтовая сосна. Вот перед нами сидит москвич, - Александр Денисович куском хлеба указал на Юрия Васильевича. - Вы где там жили, осмелюсь вас спросить?

– Я жил в Тихвинском, это…

– Великолепный район, не нужно никаких пояснений. Это не в самом центре, но это и не пригород. В нескольких шагах - широченный проспект, немного подальше Марьина роща с ее старинными прудами, с фонтаном, впрочем, он, конечно, сейчас не работает, но и он мог бы рассказать миллион историй, одну изумительней другой. Желаете поразвлечься? К вашим услугам лучшие театры, десятки кинозалов, эстрада, консерватория, наконец. Вы любите старину - вот старина: Красная площадь, седой Кремль, золотые маковки прославленных соборов. Иди, человек, вдыхай красоту, историю, науку! И все покинуть? Покинуть все, друзей, знакомых… И стены древние и дыхание, нового века. И уехать сюда, в глушь, по сравнению с которой Саратов - второй Вавилон! Зачем? Ведь мы живем только один раз… Я понимаю, отвергаю сердцем, понимаю вот здесь, корой, только корой своего мозжа, но понимаю!

– Послушал тебя, Александр Денисович, - задумчиво сказал Зайцев, - и самого разбирает: не скатать ли в белокаменную.

– Но есть, есть и в нашей стороне свое обаяние, - продолжал Сяомоухов. - И оно неотразимо для людей сильных. Там, в далекой Москве, все на местах, все полочки замяты и перезаняты. А у нас - нет, здесь простор дня молодых сил и для мужской зрелости, и тысячу раз будет счастлив тот, кто, не поддавшись минутному желанию уехать, вернуться назад к удобствам и комфорту, скажет себе: здесь Родос, здесь и прыгай!

– Понял, ассистент? - наставительно поддержал Сломоухова Зайцев. - Води ушами!

Сломоухов одним движением руки отодвинул в сторону тарелки, вилки, стаканы и коротко приказал Прокофию Ивановичу:

– Карту!

Ганюшкин метнулся к верстаку, над которым в стене был укреплен токарный станок, пошарил в ящике и достал старенькую потрепанную карту, сложенную таким образом, будто ее годами таскали засунутой в голенище сапога. Прокофий Иванович растелил ее на столе и в ожидании уставился в лицо Сломоулова.