Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

Под финальные звуки увертюры занавес закрывается. Зрители дружно аплодируют. Антракт.

В антракте мужчины потянулись в буфет за рюмкой коньяка или бокалом шампанского (портвейна) и далее в курительную комнату, а женщины — пить чай с пирожными.

— А хороша эта Сара, сам бы в такую влюбился…

— У тебя губа не дура, это же дочь губернатора…

— Мне все же Эрнестина больше нравится, норовистая лошадка…

— Иди скажи это губернатору: это ведь его вторая дочь…

— Спектакль они захватывающий устроили, что и говорить…

— То ли еще будет во второй части…

За кулисами тоже было оживление. — Все идет хорошо, — безапелляционно уверял Ровнин. — Мне это видно со стороны. Главное, на тексте никто не спотыкается, хоть его и много. Публика втянулась, реагирует правильно, галерка не шумит. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Ну что, продолжим?

— Подождем еще, — вмешался Плец. — Пусть люди не спеша попьют чаю, выпьют по рюмочке-другой, покурят, впечатлениями поделятся. Лучше принимать нас будут.

Наконец занавес раздвинулся, открыв вид на Вэрскую пустошь. Чарльз роется в склоне, Сара скрытно наблюдает за ним сверху. Из под ее ног срывается камешек.

(Чарльз, с радостным изумлением) — Что Вы там делаете, мисс Вудраф?

— То же что и Вы, ищу окаменелости…

— Да что Вы… И как успехи? (Тем временем сближаются.)

(Сара протягивает свои находки.) — Вот…

— Ого! Морские звезды и в хорошем состоянии…

— Это то, что вы ищете? Этот склон раньше был морским дном?

— Да, в меловом периоде.

— Вы не хотите взять эти звезды себе?

— Обязательно возьму, но не даром, а за деньги.

— Деньги я не возьму.

— Вы по-прежнему не хотите принять мою помощь… Прошу Вас, уезжайте в Лондон…

— Я знаю, чем стану в Лондоне… Чем меня уже называют в Лайме.

— Мисс Вудраф!

— Я слаба. Мне ли этого не знать?

Мучительная пауза, во время которой Чарльз ищет выход из неловкого положения. (Наконец, говорит) — Я Вам безгранично сочувствую, но не понимаю, почему Вы так со мной откровенны?

— Потому что Вы повидали свет. Потому что вы человек образованный и явный джентльмен. Потому что… сама не знаю почему. Я живу среди людей, про которых говорят: они добры, благочестивы, истинные христиане. А для меня они грубее всякого варвара, глупее любого животного. Около меня нет людей, которые могут понять, как я страдаю и почему. Если я еще бываю счастлива, то только во сне. Стоит же проснуться, как начинается ежедневный кошмар… Почему я родилась такой, почему я не мисс Фримен?

(Чарльз оторопело) — Последний вопрос кажется мне излишним.

— Простите, у меня вырвалось…

— Вполне понятно, что Вы завидуете…

— Я не завидую, а просто не понимаю. И я в отчаянии.

— Я вижу Ваше отчаяние, но не знаю, как Вам помочь — кроме того, что уже предлагал.

— О, мне лишь нужно, чтобы такой человек как Вы выслушал мою историю. Я знаю, Вы способны меня понять.

— Ну, не знаю, мисс Вудраф…

— Доверьтесь своему сердцу и будьте мне судьей.

— Хорошо, присядем.

(Усаживаются на склон так, что Сара оказывается у ног Чарльза, и он может исподтишка ею любоваться.)

(Сара после немалой паузы.) — Его звали Варгенн. После кораблекрушения его взял к себе в дом капитан Тальбот, детей которого я тогда воспитывала. Варгенн не говорил по-английски, а меня в пансионате учили французскому. Поэтому я почти невольно стала его сиделкой…

Меня восхитило его мужество: у него было вспорото бедро, шло нагноение, но он во время перевязок не испускал стонов, а лишь стискивал мою руку. Когда же пошел на поправку, то стал просить, чтобы я с ним беседовала — больше-то было некому. Вскоре он стал говорить мне всякие глупости: что я очень мила, и он не понимает, почему я еще не замужем. Что никогда и нигде не видел девушки привлекательнее меня… Что я жестока, потому что не позволяю поцеловать мне руку…

Он был красив и казался джентльменом. Иногда я думаю, что кораблекрушение это было подстроено дьяволом, который явился ко мне в обличье моряка. Никто не оказывал мне такого внимания… Наступил день, когда я сама сочла себя жестокой…

— Я понимаю…

— Нет, вам этого не понять, мистер Смитсон — потому что Вы не женщина. Не женщина, которой было суждено стать женой фермера и которую ошибочно воспитали для лучшей доли. Я стала способна испытывать уважение и восхищение перед умом, образованностью и красотой, но лишена права стремиться к этому. Мне была предназначена роль гувернантки, у которой нет своих детей и которая вправе лишь присматривать за чужими. Откуда Вам знать, что чем они милее, тем нестерпимее душевная боль. Я очень любила малюток миссис Тальбот, Поля и Вирджинию, я готова была умереть за них. Но, в конце концов, мне стало казаться, что я допущена жить в раю, но лишена возможности вкушать райское блаженство…

— Не станете же вы утверждать, что все гувернантки несчастны, что они не могут создать свою семью?

— Такие как я — да.

(Чарльз после паузы.) — Я перебил Вас, простите.

(Сара перебарывая себя.) — Прошло время, Варгенн совсем выздоровел и мог вернуться во Францию. Он позвал меня с собой, втайне.

— Он, что, просил Вас стать его женой?

— Нет. Он говорил, что сперва должен стать на ноги, восстановить свои права на какое-то наследство… Но еще он говорил, что не мыслит теперь жизни без меня и что будет ждать меня в течение недели в Портленде. И дал мне адрес гостиницы. Я ответила, что ни за что не последую за ним, но… заплакала. Прошел день, другой после его отъезда и я впала в тоску. И еще отчаянье, что упускаю свой шанс. В общем, я обманула миссис Тальбот, которая про наши отношения с Варгенном ничего не знала, и уехала будто бы в Шерборн, повидаться со школьной подругой. Но по дороге пересела на Портлендский омнибус…

— Пощадите себя, мисс Вудраф. Я догадываюсь…

— Нет. Я должна досказать все. Только не знаю как…

По названному им адресу Варгенна не оказалось. Хозяйка сказала, что он переехал в гостиницу подешевле и назвала ее. Эта гостиница показалась мне неприличной, более подходящей для авантюристов. Мне сразу надо было бы уйти, но я попросила позвать Варгенна. Он спустился ко мне с улыбкой и уговорил подняться в комнату. При этом улыбка его стала иной, развязной что ли… Только тут я поняла, что мой кумир — неискренний человек, подлинный хамелеон. Из тех, кто в доме джентльмена стараются выглядеть джентльменами, а в среде авантюристов становятся авантюристами. И эта новая окраска, которую он здесь принял, была гораздо естественнее прежней…

Тысячу раз с того вечера я искала объяснений тому, что не ушла от него сразу. Разум мой точно помрачился, хотя одновременно стал дьявольски проницательным. Я точно предвидела все слова и поступки Варгенна, но — не мешала ему. И когда его истинные намерения стали очевидны, я не смогла разыграть удивление.