Генри Каттнер - Мы истребляем людей (сборник, том 2)

Моррисси ничего не ответил. Бруно коротко рассмеялся.

— Что опять беспокоит вас, Кен?

— Вот это слово — эксперимент, — ответил Моррисси. — Синтетический наркотик пентотал тоже был вначале экспериментом. Теперь он суррогат эмпатии.

— Если что-то случится, то отвечать придется мне, а не вам и не Грегсону, — заявил Бруно.

— Не будьте так уверены.

Они вошли в лифт.

— Да, я уверен, — с нажимом сказал Бруно. — Такого правила я придерживаюсь всю жизнь. Сначала я должен удостовериться. Я должен иметь полную уверенность, прежде чем испробую что-то новенькое. Этот эксперимент не может потерпеть неудачу. Я не рискую своими пациентами.

— Ну...

— Идемте, — Бруно прошел от лифта в смотровую. — Хочу пройти заключительную проверку. Измерьте мне кровяное давление. — Он сбросил белый халат и привычными движениями обмотал руку эластичной лентой тонометра.

— Я объяснил ситуацию жене Грегсона, — продолжал Бруно, пока Моррисси работал грушей. — Она подписала документ о согласии, так как поняла, что это единственная возможность излечить Грегсона. В конце концов, Кен, Грегсон болен уже семь лет. У него начались физиологические изменения в мозгу.

— Вы хотите сказать, на клеточном уровне? Гм-м... Меня волнует не это. Давление у вас в норме. Теперь сердце...

Моррисси взял стетоскоп и через некоторое время кивнул.

— У врача нет права бояться неизведанного, — сказал Бруно.

— Врач не может чертить карту неисследованной территории, — резко ответил Моррисси. — Можно разъять на части тело, но нельзя сделать то же самое с душой. Как психиатр, вы первым должны признать, что мы не знаем ничего, что творится в сознании. Вы стали бы переливать себе кровь больного менингитом?

— Колдовство, Кен, чистой воды колдовство, — тихонько рассмеялся Бруно. — Теория о микробе психоза! Вы боитесь, что я заражусь от Грегсона безумием? Очень не хочу вас разочаровывать, но подобные нерегулярные припадки не заразны.

— Только потому, что вы не видите этого микроба, еще не значит, что его не существует, — проворчал Моррисси. — А как насчет фильтрующегося вируса. Несколько лет назад никто и подумать не мог о «жидкой жизни».

— Вернитесь еще в елизаветинские времена и начните говорить о сплине и юморе. — Бруно надел рубашку и халат, затем немного успокоился. — В каком-то смысле, да, это как переливание крови. Единственный тип подобного переливания. Я признаю, что нам мало что известно о психозах. Но так же никто не знает, как человек вообще мыслит. Это тот рубеж, на котором медицина встречается с физикой. Из подобной встречи колдовства и медицины синтезировали дигиталин. А теперь ученые начинают понимать природу мысли — ее электронную матрицу.

— Чисто эмпирически! — вставил Моррисси.

— Сравните не мозги, а сам разум, с урановым котлом, — сказал Бруно. — Потенциально разум находится на грани атомного взрыва, потому что нельзя создать в высшей степени специализированный коллоид для мышления, не приблизившись к опасному рубежу. Это — плата людей за то, что они стали Гомо Сапиенсом, Человеком Разумным. В урановом котле есть стержни из борсодержащей стали в качестве замедлителей, чтобы поглощать нейтроны прежде, чем они выйдут из-под контроля. В разуме же, естественно, эти замедлители чисто экстрасенсорные, но именно они позволяют человеку оставаться нормальным.

— При помощи аналогий можно доказать все что угодно, — неприятным голосом сказал Моррисси. — Но вы не можете ввести через Грегсона стержни из борсодержащей стали.

— Да нет, могу, — возразил Бруно. — На самом деле, могу.

— Но эта идея замедлителей мысли... Вы же не можете...

— А что такое мысль? — спросил Бруно.

Моррисси поморщился и вышел следом за своим начальником.

— Можно построить диаграмму мыслей на энцефалографе, — упрямо сказал он.

— Потому что мысль — излучение. А что такое излучение? Энергия, которую испускают определенные электронные схемы. Что же порождает эти электронные схемы? Основная физическая структура материи. Что заставляет уран в определенных условиях испускать нейтроны? То же самое. Если урановый котел начинает выходить из-под контроля, можно замедлить этот процесс, поместив в него стержни с бором или кадмием.

— Если действовать достаточно быстро. Но почему вы хотите использовать именно Грегсона? Он ведь болен уже многие годы.

— Если бы он был безумен всего лишь неделю, мы не смогли бы доказать, что помог излечить его не пентотал. Вы просто пытаетесь избежать ответственности. Если не хотите помогать мне, так и скажите, и я возьму кого-нибудь другого.

— Понадобятся недели, чтобы обучить другого, — возразил Моррисси. — Нет уж, я останусь с вами. Только... А вы подумали о возможном воздействии на ваш собственный разум?

— Конечно, — кивнул Бруно. — А как вы думаете, зачем, черт побери, я прошел через полную психологическую проверку? Я абсолютно настроен, я так нормален, что мой разум, должно быть, истыкан стержнями замедлителя из бора. — Он приостановился у двери своего кабинета. — Здесь Барбара. Встретимся в операционной.

Моррисси опустил плечи. Бруно чуть улыбнулся и открыл дверь. Его жена сидела на кожаной кушетке, вяло листая страницы ревю по психиатрии.

— Учишься? — сказал, входя, Бруно. — Хочешь получить место медсестры?

— Привет, любимый, — сказала жена, отбрасывая журнал.

Она подошла к нему, маленькая, смуглая и, академически подумал Бруно, ужасно симпатичная. Когда он поцеловал ее, его мысли перестали быть чисто академическими.

— Что происходит?

— Ты займешься этим делом сегодня вечером, не так ли? Я пришла пожелать тебе удачи.

— Откуда ты узнала?

— Боб, — с укоризной сказала жена, — мы женаты уже достаточно долго, так что я немного научилась читать твои мысли. Не знаю, что это за дело, но знаю, что оно очень важное. Так что — удачи тебе!

И она снова поцеловала его, а затем поклонилась и с улыбкой выскочила из кабинета. Доктор Роберт Бруно счастливо вздохнул и обошел свой стол. Глянул на сигнализатор, убедился, что в санатории все спокойно, и с удовлетворением прищелкнул языком.

Теперь — эксперимент...

В операционной № 3 было установлено специальное оборудование для эксперимента. Атомный физик Эндрю Парсон, сотрудник Бруно, был уже там, маленький, неряшливый, с нахмуренным морщинистым личиком, выглядевшим неестественно под хирургической шапочкой. Здесь не планировалось никакой настоящей операции, даже не предстояло вырезать в черепе пациента круглые отверстия, но все стерильные меры предосторожности были приняты как само собой разумеющееся.

Анестезиолог и две медсестры тоже были готовы, и Моррисси, в белом халате, казалось, забыл о своих тревогах и принял обычный сосредоточенный вид. Грегсон лежал на одном из столов, уже подготовленный, под наркозом. Кроме того, в его систему будет добавлен апоморфин.