Генри Каттнер - Мы истребляем людей (сборник, том 2)

— Боже, о боже! — простонал Бруно. — Какой ужасный сон! Моррисси, дайте мне успокоительное!

— У вас никогда не было прежде сна во сне, доктор? — рассмеялся психиатр. — Это звучит не ободряюще, но вы уже рассказали мне все об этом. Катарсис куда лучше, чем барбитураты.

— Наверное... — Бруно откинулся на подушку.

Это была не та палата, которую он видел во сне. Она была гораздо больше, а за окном стояла обычная темнота. Моррисси сказал, что действие анастезии длилось несколько часов.

— Как бы там ни было, я нервничаю, — пробормотал Бруно.

— Я и не знал, что у вас вообще есть нервы... Вот, Харвуд, — Моррисси повернулся к медсестре и небрежно написал пару слов на дощечке, лежащей на кровати. — Готово. Мы дадим вам успокоительное. А вы не хотите спросить о Грегсоне?

— Да, я и забыл про него, — кивнул Бруно. — Вы уже можете сказать что-то определенное?

— Помните, кривая графика его депрессивного цикла резко пошла вниз? Ну, говорить он еще не может, но чувствует легкую эйфорию. Этакий мягкий восторг. Уже ясно, что вы прервали его припадок. Его разум еще не приспособился к замедлителям, которые вы вставили в него так бесцеремонно, но я бы сказал, что выглядит он довольно хорошо.

— А что думает Парсон?

— Погрузился в вычисления. Сказал, что хочет с вами поговорить, как только вы придете в себя. Вот ваше успокоительное.

Бруно взял таблетки у медсестры и запил их водой.

— Спасибо. Я бы немного отдохнул. Должно быть, у меня в подсознании накопилось большое напряжение.

— Тогда я ухожу, — сухо сказал Моррисси. — Вот здесь кнопка звонка. Что-нибудь еще?

— Просто отдохну, — сказал Бруно и заколебался. — Нет, еще одно. — Он протянул руку. Пожалуйста, ущипните.

Моррисси глянул на него и рассмеялся.

— Все еще не уверены, что бодрствуете? Могу вас заверить, доктор, что вы не спите. Я не собираюсь прыгать в окно. И сейчас, как можете заметить, все еще ночь.

Бруно молчал. Тогда Моррисси сильно ущипнул его за предплечье большим и указательным пальцами.

— Ай! — невольно вскрикнул Бруно. — Спасибо.

— В любое время, — бодро ответил Моррисси. — А теперь отдыхайте. Я еще вернусь.

Он вышел вместе с медсестрой. Бруно набрал побольше воздуха и осторожно оглядел комнату. Все выглядело прочным и совершенно обычным. Никакая темная громовая пропасть не пряталась под полом. То был просто неприятный кошмар!

Он взял дощечку, карандаш и начеркал короткое замечание по поводу своего странного сна во сне, прежде чем позволил себе расслабиться. Затем он почувствовал, как успокоительное медленно ползет по нервам теплой и приятной волной, и был рад этому. Думать не хотелось. Для этого будет достаточно времени позже. Позже можно будет подумать об эксперименте по внедрению аналога психозамедлителя, Грегсоне, физике Парсоне и Барбаре... Позже...

Бруно задремал. Казалось, прошла лишь секунда до того, как он снова открыл глаза и увидел за окном солнечный свет. На мгновение в нем поднялась паника, но затем он посмотрел на наручные часы и убедился, что они показывают одиннадцать. Он услышал приглушенные звуки — обычные звуки больничной жизни, протекающей за дверью палаты. Чувствуя себя совершенно обновленным, Бруно встал и оделся.

Из комнаты медсестры Харвуд он позвонил Моррисси, обменялся с ним короткими поздравлениями, затем прошел в свой кабинет, чтобы умыться и побриться.

Затем позвонил Барбаре.

— Привет, — сказала она. — Моррисси сообщил мне, что с тобой все в порядке. Поэтому я решила подождать, пока ты не проснешься.

— Я уже проснулся. Что, если я приеду домой на ланч?

— Великолепно! Буду ждать тебя.

— Тогда через полчаса?

— Через полчаса. Я рада, что ты позвонил, Боб. Я так переживала.

— Ну и не стоило.

— Твой эксперимент действительно увенчался успехом?

— Об этом пока рано говорить. Скрести за меня пальцы.

Пальцы Бруно все еще оставались скрещенными, когда десять минут спустя он обследовал Грегсона. При этом присутствовали Парсон и Моррисси. Физик продолжал делать пометки. Моррисси стоял молчаливый и напряженный.

Можно было пока что очень мало чего заметить. Грегсон лежал в кровати, с выбритыми белыми кружками на темноволосой голове, все члены его были расслаблены. Постоянного беспокойства как не бывало. Бруно по очереди открыл пациенту глаза и посветил в них. Зрачки сужались нормально.

— Вы слышите меня, Грегсон? — спросил он.

Губы Грегсона шевельнулись. Но он ничего не сказал.

— Все в порядке. Вы чувствуете себя прекрасно, не так ли? У вас нет никакого повода для волнений. Вы...

— Голова болит, — сказал вдруг Грегсон. — Очень болит голова.

— Мы что-нибудь дадим вам от боли. А теперь попытайтесь уснуть.

Выйдя из палаты в коридор, Бруно старался сдержать ликование. Нахмуренный Парсон прикрыл глаза.

— Вы уже можете что-нибудь сказать? — спросил он.

Бруно постарался успокоиться.

— Нет. Еще слишком рано. Но...

— Маниакально-депрессивная фаза подавлена, — вставил Моррисси. — Он выглядит вполне нормальным, каким не был последние три года.

— Замедлители действуют, — улыбнулся Бруно. — Ну, подождем и увидим. Еще нельзя завершить отчет. Да, сейчас он в здравом рассудке. Дадим ему отдохнуть. Позже проведем еще раз проверку. Я не хочу забегать вперед.

Но с Барбарой он позволил себе быть более восторженным.

— Мы сделали это, Барбара! Нашли средство против безумия.

Она склонилась над столом, чтобы налить в чашечки кофе.

— Я думала, что поскольку существует много типов безумия, то и лечение должно значительно варьироваться, — заметила она.

— Да, это так, но прежде мы никогда не добирались до настоящей основы проблемы. Можно лечить насморк простым покоем, прогревающими средствами или аспирином, но только вакцина добирается до корня проблемы. Некоторые типы безумия считаются неизлечимыми, но раньше и столбняк считался неизлечимым, пока мы не получили вакцину от него. Терапия суррогатом эмпатии — наименьший общий знаменатель. Она воздействует на электронную структуру разума, и если нет физических повреждений мозга, то наше лечение должно сработать.

— Так значит, именно над этим ты и работал, — сказала Барбара. — Ты даже не представляешь, Боб, как я довольна, что у тебя все закончилось успешно.

— Ну... будем надеяться. Мы почти уверены в этом. Но...

— Теперь ты можешь взять отпуск? Ты так упорно работал!

— Еще несколько недель — и я смогу отдохнуть. Я должен поработать над своими записями. На данном этапе я не могу бросить Парсона одного. Но очень скоро, обещаю тебе...

Он поднял взгляд, чтобы увидеть ее улыбку. И внезапно напрягся. Улыбка ее продолжала расширяться, делалась все длиннее, нижняя губа отвисла так, что показались все зубы. Веки опустились и принялись удлиняться...