Генри Каттнер - Мы истребляем людей (сборник, том 2)

— Служить и защищать каждого горожанина? — спросил Флеминг.

Нигрел вздохнул.

— В этом-то и проблема. Каждого горожанина. Целое равно сумме его частей. Для нас один горожанин представляет всех. Я не уверен, что это не ошибка разработчиков. Потому что, когда один горожанин угрожает всей группе — как это делает Норман...

— Но мы должны решить проблему Нормана.

— Да. Это — наша проблема. Каждый горожанин должен находиться в физическом и психическом равновесии — должен. И я задал себе вопрос...

— Какой? — нетерпеливо перебил его Флеминг.

— Было бы лучше для блага целого, если бы Нормана можно было устранить. Исходя из чистой логики, ему нужно позволить сойти с ума или умереть. Однако я не могу пойти на это. Меня против этого слишком долго тренировали.

— Меня тоже, — вдохнул Флеминг.

Нигрел кивнул.

— Конечно. Но мы должны исправить Нормана. Должны вернуть его к нормальному психическому равновесию. Иначе можем сами сойти с ума — потому что нас не обучали неудачам. Ты — самый молодой среди нас, у тебя больше общего с горожанами, чем у любого из нас. Поэтому ты сможешь найти ответ там, где не можем мы.

— Норману следовало бы стать Контролером, — сказал Флеминг.

— Следовало. Но теперь слишком поздно. Он уже взрослый. Его наследственность — плохая, с нашей точки зрения. В предках у него математики и теологи. Проблемы каждого горожанина в Городе могут быть решены при помощи Монументов. Мы можем дать правильные ответы для каждого. Но Норман гоняется за абстракциями. В этом и состоит проблема. Мы не можем дать ему удовлетворительный ответ!

— Здесь еще никогда не было параллельных психозов.

— Это не психозы, а затруднения. Исключения из стандартов Города. О, у нас было много человеческих проблем. Например, женщина, которая хочет детей, но не может иметь их. Если ей не поможет медицина, то помогут Монументы. Созданием переключения — направляя ее материнский инстинкт в другое русло, нацеливая его на что-нибудь другое. Заменой. Созданием в ней убеждения, что она исполняет какую-то миссию. Или создание эмоций иного рода, не материнских. Идея состоит в том, чтобы проследить проблему до ее психологических корней, а затем, так или иначе, избавиться от фрустрации. Потому что фрустрации несут гибель.

— Так, может, замена?..

— Не думаю, что это возможно в данном случае. Проблема Нормана — абстракция. И если мы ответим на нее, он сойдет с ума.

— Я не знаю, в чем моя проблема, — в отчаянии сказал Норман. — У меня никого нет. Я молод, здоров, занят работой, которую люблю...

Психолог почесал подбородок.

— Если бы мы знали, в чем состоит ваша проблема, то могли бы что-нибудь сделать с ней, — сказал он. — Наиболее перспективная точка для размышлений здесь, — он пролистал лежащую перед ним пачку документов. — Давайте посмотрим. Я сейчас кажусь вам настоящим?

— Самым настоящим, — ответил Норман.

— Но временами... Знакомый синдром. Иногда вы сомневаетесь в реальности. У большинства людей тоже появляется такое чувство. — Он откинулся на спинку кресла и задумчиво помычал.

За прозрачной стеной кабинета был хорошо виден Пятый Монумент, пульсирующий мягкими вспышками света. В кабинете было очень тихо.

— Вы хотите сказать, что не знаете, что происходит со мной, — сказал Норман.

— Пока что не знаю. Но узнаю. Сначала мы должны понять, в чем состоит ваша проблема.

— И сколько времени это займет? Десять лет?

— У меня самого однажды была проблема, — сказал психолог. — В то время я не знал, каково это. Теперь я знаю. У меня начала развиваться мания величия — я хотел изменить людей. Таким образом я перевел свою проблему в рабочую плоскость. Направил энергию в полезное русло. И это решило мою проблему. Тем же путем мы пойдем и с вами, как только поймем, что вас беспокоит.

— Я только хочу избавиться от этих галлюцинаций, — сказал Норман.

— Главным образом — слуховых, зрительных и обонятельных. Причем, без всяких внешних оснований. Да, это не иллюзии, это именно галлюцинации. Жаль, что вы не можете рассказать о них поподробнее.

— Я не могу, — с трудом сказал Норман и как-то весь сжался. — Это все равно, что быть брошенным в кипящий металл. Это просто неописуемо. Впечатление от шума, каких-то световых сигналов — и все это мелькает во вспышках памяти. И это адские вспышки.

— Завтра мы попытаемся провести наркосинестический опыт. Но сначала мне хотелось бы скоррелировать свои идеи. Возможно...

Норман ступил в левитационный поток и был вознесен вверх. На уровне верхнего балкона Пятого Монумента он вошел. Там было всего лишь несколько человек, и они были заняты общением с любимыми и осмотром достопримечательностей. Норман оперся руками на перила и уставился вниз. Он пришел сюда из-за какой-то неопределенной, смутной надежды найти успокоение здесь, на балконе, возвышающимся над Городом.

Здесь было тихо, но не более, чем всегда. Движущиеся дорожки изгибались и гладко скользили внизу. Они были бесшумными. А над головой был Барьер — синий тихий купол. Норман представил, как гигантские удары грома бьют в Барьер снаружи, и это неприступное полушарие начинает трескаться, прогибаться — и хаос с ревом падет на Город.

Норман стиснул холодные пластмассовые перила. Но их прочность не успокаивала. Ведь через секунду Барьер расколется и....

И на Монументе не было ему облегчения. Норман оглянулся на лежащий в громадной чаше мягко светящийся шарик Земли, но и он выглядел так, словно тоже вот-вот разрушится. Норман споткнулся, когда входил в нисходящий левитационный поток. Фактически, чуть было не шагнул мимо. Был момент, когда его сердце замерло от ощущения свободного падения, но затем парагравитация безопасности подхватила его тело и легонько направила в поток. И Норман стал медленно опускаться.

Но теперь у него появилась новая мысль. Мысль о самоубийстве.

Точнее, целых две мысли одновременно. А он хочет совершить самоубийство? Самоубийство вообще-то возможно? Он стал обдумывать вторую мысль.

Не замечая, машинально, он перешел на движущуюся дорожку и опустился в уютное кресло. Никто в Городе не умирал насильственной смертью. Никто и никогда, насколько он знал. Но пытались ли люди убить себя?

Это было новое, странное понятие. Вокруг столько систем безопасности. Не может быть пропущена ни единая опасность. Невозможны никакие несчастные случаи.

Дорожка свернула. В сорока футах, за газоном и низкой стеной, был Барьер. Норман встал и направился к нему, чувствуя одновременно какую-то тягу и отвращение.

За Барьером...