Генри Каттнер - Мы истребляем людей (сборник, том 2)

— Запустить фенилтиомочевину в городское водохранилище, — пробормотал клерк. — Вы хотите застраховаться от... э-э... запуска фенилтиомочевины в городское водохранилище?

— Ну да, там так и написано, — бодро ответил Лоусон.

— Ага. А это что — ядовитое вещество?

— Нет.

— И у вас есть намерение запустить фенилтиомочевину в городское водохранилище?

— Я всего лишь хочу быть застрахован от этого, — сказал Лоусон, глядя на клерка широко раскрытыми и такими невинными глазами.

— Понятно, — протянул клерк, придя к некоему заключению. — Вы не возражаете прямо сейчас ответить на наш стандартный анкетный опрос? Все будет решено, как только мы закончим наши исследования.

— Я полагаю, взносы у вас достаточно низкие, чтобы я смог их выплачивать? — спросил Лоусон.

— Они варьируются.

— У меня не так уж и много денег, — сообщил Лоусон. — Но я надеюсь, можно что-то решить. — Он улыбнулся. — Ладно, где ваша анкета?

— Можете использовать этот экран, — ответил клерк, совершая переключение. — Подадите сигнал, когда закончите... вот эта кнопка.

Клерк вышел. Экран сделал качественные снимки Лоусона, стереоскопическое фото и флюорографию. Затем раздался оживленный, слегка надменный голос робота:

— Полное имя, пожалуйста. Сначала фамилия.

— Лоусон, Бенджамин.

— Возраст?

— Двадцать один год.

— Дата рождения?

— Девятого апреля двадцать...

В главном офисе Фергюсон нажал несколько кнопок, изучил статью из «Британской Энциклопедии», появившуюся на экране, и кивнул Арчеру.

— Фенилтиомочевина, это... — начал Арчер.

— Здесь сказано, что это химическое соединение, — перебил его Фергюсон, — состоящее из углерода, водорода, азота и серы. Семь из десяти человек считают его адски горьким, три оставшихся — безвкусным. Это вопрос наследственной генетики, доминирующей или рецессивной.

— Это яд? Опасно для жизни?

— Как и любая жидкость в достаточно больших количествах, включая Н2О. В воде ведь тоже можно утонуть. Но зачем запускать фенил... фенилтиомочевину в городское водохранилище? Почему бы тогда не мышьяк? Он хотя бы смертельно опасен.

— Ну и зачем? — спросил Арчер.

— Этого мы пока не знаем. Мы сейчас проводим расследование. Все очень нечетко. Немного нелепо. Когда люди пытаются перехитрить БСЛД, они обычно делают это логично, осторожно, прилагая массу усилий, чтобы скрыть свой истинный умысел. Этот же Лоусон практически говорит нам, что намеревается сделать. Только не спрашивайте меня сейчас, примем ли мы его в качестве клиента. Все зависит от результатов расследования.

— Отпинать полицейского, — задумчиво протянул Арчер, при этом его лицо и проницательные глаза оставались совершенно спокойными. — Что там еще в его списке?

— Он выведен вот на этот экран. Странно. Он хочет не только финансовую компенсацию, но требует и внесение пункта о полной безнаказанности. Он не хочет, чтобы возникли какие-либо юридические последствия.

— Но вы ведь можете это устроить, не так ли? Вы ведь федеральное Бюро? Если он отпинает полицейского...

— Если мы выдадим ему страховой полис, — мрачно ответил Фергюсон, — то он, конечно, не сможет пнуть полицейского. Я так думаю. Возможно, этот парень думает, что сумеет перехитрить БСЛД, но меня ему не обмануть.

— Что-то личное? — спросил Арчер, пристально глядя на Фергюсона.

— Конечно. Вот почему я — социально интегрированный человек. Я могу направлять свои импульсы по конструктивным каналам вместо деструктивных. Я весьма горжусь своей находчивостью, мистер Арчер, и горжусь БСЛД. Здесь я использую свои мозги на полную силу, а где еще я смог бы это сделать? Кроме, разве что, на должности Фиксатора.

— Спасибо, — вежливо сказал Арчер. — Если вы сумеете успокоить меня насчет Бена Лоусона, я буду вам благодарен. Раньше это называли причудами — капризом. Но я никогда еще не встречал чудака, который не хотел бы извлечь выгоду из своих чудачеств. И Лоусон...

Но Фергюсон уже думал о Лоусоне не как о чудаке, а как о враге БСЛД.

— Фенилтиомочевина, а? — сказал он. — Я остановлю его.

Основа для Бюро была заложена в Чикаго, Аламогордо и Хиросиме. Она покоилась на нестабильности атома. Атомная война произошла в свое, хотя и такое неподходящее, время. Если бы ядерные боеголовки взорвались в середине сороковых годов, то в результате была бы катастрофа и всеобщее крушение цивилизации. Но этого не произошло. Если бы глобальная война разразилась после того, как человечество уже полностью овладело атомной энергией, то в результате это дало бы толчок для развития внеземных колоний, а Земля стала бы их сырьевым придатком. Разница была примерно такой же, как между пистолетом с одним патроном и пистолетом с полным магазином. Но когда уровень мира, казалось, вернулся к довоенным стандартам, оптимисты решили, что следующего падения на этих американских горках либо не будет вообще, либо не случится до тех пор, пока не будет достигнута некая «точка насыщения». Международная политика и национальная экономика начинали тормозить, в то время как атомные науки, напротив, развиваться. К счастью, фундамент был построен до возведения крыши. Атомная война все же произошла, но была она не столь катастрофичной, какой могла бы стать в 1946 году, и не такой глобальной, как была бы десятилетиями позже. Она просто уничтожила бóльшую часть планеты.

Но это, конечно же, было неизбежно.

И столь же неизбежно для Человечества было восстановление цивилизации. Одним из последствий войны стало то, что специализация стала менее важной, а более важным — объединение. Биологи, психологи, физики и социологи вынуждены были из чистой необходимости работать вместе. Физически децентрализованные, психически люди стали сторонниками федерализма в мыслях и действиях. Удивительно, но было даже создано стабильное мировое правительство. Сначала оно концентрировалось на небольшой территории к северу от озера Мауч Чунк в Пенсильвании, но постепенно зона его контроля расширилась. Знания и технологии никуда не девались, и это весьма помогало, но перед людьми стояла огромная проблема по восстановлению.

Один из ответов заключался в устранении трудностей с детьми. Детоубийства были насущной проблемой, но вряд ли расовой. Желание иметь детей всячески стимулировалось из-за увеличения бесплодности, странных мутаций и уменьшения нормальных родов. Однако стало необходимым как-то решить жизненную проблему растущей незрелости членов общества.

Одним словом, не все люди становились зрелыми после того, как у них появлялись дети. Развитие по меньшей мере одного родителя начинало замедляться, и он так никогда и не достигал психической зрелости.