Генри Каттнер - Мы истребляем людей (сборник, том 2)

— Никто не обязан устраиваться на работу, — покачал головой Лоусон.

— Обычно люди голодают, если не работают. Даже если они обращаются за пособием по безработице, они должны отработать его потом в человеко-часах.

— О?.. — протянул Лоусон.

— Страховые полисы, которые мы выдаем, гарантированы. Мы подписываем их и платим в случае необходимости. Но хочу вас предупредить, что наши потери, подлежащие выплате, почти полностью подпадают под закон о неконтролируемых случайностях. А когда в дело вступает фактор личности, мы ничего не теряем. В ваших же случаях играет роль стопроцентно личностный фактор. Невозможно, чтобы вы случайно могли выпустить в городское водохранилище фенилтиомочевину.

— Вообще никакой возможности?

— Разве что астрономическая... Уж не нашли ли вы способ нарушать законы случайностей?

— Но к настоящему моменту вы бы об этом уже узнали, — возразил Лоусон. — Вы же все проверили.

— Правильно, — кивнул Фергюсон. — Если вы окажетесь в водохранилище, это произойдет только по вашей личной воле. Вы же понимаете, что иначе попасть туда невозможно.

— Невозможно?

— Почти. Гипнообработка более действенна, чем думает большинство людей. Мы собираемся обработать вас так, что вы просто не сможете сделать то, от чего страхуетесь.

— Ну и прекрасно, — заявил Лоусон. — Я, разумеется, не хотел бы заразить городское водохранилище фенилтиомочевиной, верно?

Глядя на него, Фергюсон испытал необъяснимый момент дежавю, но не шелохнулся и промолчал, потому что не любил такого, и позволил свободным ассоциациям — разумеется, избранным ассоциациям — проноситься у него в голове. Все это напоминало те времена, когда он еще был в детских яслях и вынужден был обращаться с вопросами к взрослым, что заставляло его чувствовать себя тупым и невежественным, потому что взрослые знали гораздо больше правил, чем он сам.

Он рассматривал Лоусона. В этом было что-то эквивалентное рыскающей в ночи собаке. Лоусон явно был ни при чем. Лоусон, казалось, чувствовал себя свободно и непринужденно. И даже при том, что ему предстояла гипнообработка, все равно оставалось неизбежное поле для ошибки. Фергюсон печенкой чувствовал приступ растерянности. Печенкой, солнечным сплетением — неважно чем. Всем, где образуют узел нервы, работающие в гармонии с мозгом, который является, по сути, правительством. Фергюсон чувствовал угрозу, ему казалось, что он стоит на самом краешке пропасти.

БСЛД являлось краеугольным камнем. Альтернативой ему был самый ужасный ад, когда-либо создававшийся человеком — угроза неконтролируемой атомной энергетики. Но вернулись здравый смысл и логика, столько раз подводившие Человечество в прошлом, и Бюро гарантировало, что один человек не сможет расстроить его планы. Особенно пристально оно следило за молодежью.

Дерзкий неоперившийся юнец. Он только что пробил оболочку своего яйца — яслей. Естественно, он чувствовал себя в силах справиться с чем угодно. Ведь он всегда справлялся с тем, что возникало внутри яйца. Но оболочка являлась барьером, не пускавшим то, что могло навредить ему.

— Есть один пункт, — сказал Фергюсон. — Ваши сны.

— А что с ними такое?

— Наши эксперты проштудировали их. Особенно гипнопедические видения. Вплоть до последних трех лет ваши зарегистрированные сны следовали за правильными образцами изменений. А потом...

— Потом перестали следовать?

— О нет, не перестали. Они по-прежнему следуют за образцом. Но без изменений.

— Но это просто означает, что я типовой образец, верно? — спросил Лоусон. — Настоящая норма?

— Норма — это условный образ, — нахмурился Фергюсон. — Вы что, пытаетесь разыграть меня?

— Простите. Я вас недооценил, — сокрушенно сказал Лоусон. — Я знаю, что теоретически нормальный человек стал бы в значительной степени монстром. Норма — просто удобный семантический термин. Даже если норма и существует, она не может оставаться таковой из-за давления окружающей среды.

— Все так. Либо вы лгали о снах последние несколько лет, либо вообще их не видите.

— Никто не жаловался.

— Работники яслей смотрят на все однобоко. Мы же здесь подходим с другой стороны.

— Но если я — плохой риск, вы можете просто отказать мне! — воскликнул Лоусон.

— О, нет, — спокойно ответил Фергюсон. — Мы редко отказываем клиенту. Мы допускаем поле для ошибки и платим в случае чего. Мы страхуем. Если бы мы умели управлять фактором неопределенности, то просто устанавливали бы фиксированную сумму, чтобы творить чудеса. Но мы не умеем этого делать. Вот почему мы пользуемся гипнообработкой как дополнительной страховкой — страхуем себя самих. Но когда мы платим, то хотим знать почему. Вас проверили со всех сторон. Вы явно не антиобщественный элемент. У вас нет скрытых преступных тенденций, которые мы наверняка бы обнаружили. Вы нормальный человек для своего возраста...

Фергюсон замолчал, снова испытав при этих словах странный приступ растерянности. Он понял, что сам не верит тому, что сейчас сказал. Он знал с твердой уверенностью, что Лоусон не нормален.

Но не было никаких доказательств. Не было ничего, что навело бы Арчера на этот случай. Предположим, подумал Фергюсон, я спрошу Лоусона: «Зачем вы просили консультанта Рива выдвинуть на рассмотрение закон о пенсии по незрелости?» Разумеется, я получу ответ, но ответ неудовлетворительный.

Лоусон в любом случае не получил бы выгоду от такой пенсии. По закону он уже и физически, и психически зрелая особь. Выходит, его запрос консультанту является актом простого альтруизма, причем альтруизма нелогичного, поскольку у молодежи при существующей системе и так уже есть эквивалент подобной пенсии.

— Иногда людям кажется, что они могут обмануть БСЛД, — сказал он, с сожалением заметив в собственном голосе нотки раздражения. — Но они никогда не достигают успеха.

Успеха. Это было ключевое слово, которое он бросил намеренно и стал ждать реакции. Молодой человек усмехнулся.

— Мне кажется, — сказал он, — что вы сами относитесь к этому ужасно серьезно, раз не возражаете против моих высказываний. Если бы я планировал какие-то тайные методы фальсификации несчастного случая или чего-то в этом роде, то вы бы не обеспокоились. Пока идет настоящая, серьезная жизнь, вы не возражаете, но стоит только слегка пошутить, как вы начинаете думать, будто я собираюсь добраться до атомной энергостанции и взорвать ее у вас на глазах.

Фергюсон стиснул губы.

— Мы пойдем на риск, — сказал он через секунду. — Так какие страховки вы выберете?

— Ну... я думаю, придется забыть об этих трех. Ставки слишком высоки. Я возьму оставшиеся двадцать два полиса из списка. Пойдет?