Песах Амнуэль - Смещение

Алан будто услышал мысли адвоката.

— Конечно, формулы — всего лишь математические значки, записанные в определенной логической системе. Фиксация существующего в природе порядка. Галилей писал: «Природа разговаривает с человеком на языке математики».

Алан прислушивался к своим словам, будто произносил их кто-то другой, знавший больше, чем он. Галилей был не прав. Природа не говорит на языке математики. Природа и есть математика. Или наоборот — математика и есть сама природа.

Так писал Макс Тегмарк, профессор из Массачусеттского Технологического Института, лет еще двадцать назад. Он и сейчас об этом пишет — в прошлом году вышла его книга «Математическая вселенная 3.0». Алан не читал, идеи Тегмарка его не привлекали.

— Галилей был не прав, — говорил Алан внимательно слушавшему адвокату. Тот медленно кивал, будто отмечая внутренний ритм произносимых фраз. — Природа не говорит на языке математики. Природа и есть сама математика.

Мысль, переведенную в слова, грубо оборвали. Эльза внесла поднос, на котором стояли две большие чашки с кофе, два блюдца с ванильными вафлями и стаканчик, наполовину заполненный тяжелой темной жидкостью.

Слова закончились, мысль прервалась, и Алан подумал, что миссис Риковер вошла удивительно вовремя. Пока она расставляла чашки и блюдца на столе (стаканчик — ближе к Алану), он быстро просмотрел рукопись, расположил листы в том порядке, в каком полвека назад расположил их автор, понял, осознал, прочувствовал их связь и необходимость, принял идею как данность, закон природы, заново сложил листы стопкой, увидел стоявший перед ним стаканчик и опрокинул бурбон в рот, как баскетболист забрасывает в корзину решающий мяч.

Закашлялся. Бурбон был хорош. Бурбон был крепок. Алан никогда не пил такой. Алан пил именно этот сорт с юности и хорошо помнил вкус.

Эльза похлопала Алана по спине, что-то сказала (он не расслышал) и вышла.

— Вы не умеете пить, — заметил Шеффилд. — Зачем тогда вы это делаете?

Отдышавшись, Алан ответил на другой вопрос, не заданный, но висевший в воздухе:

— Это основные формулы статистической физики многомирий. Формулы, с помощью которых человек может изменить… — Он прислушался к себе. — Уже изменил мир. Не один — множество.

— Статистическая физика многомирий, — повторил Шеффилд, отпив кофе. — Наверно, это что-то означает для вас, но я-то профан.

— Я вам скажу.

И сказал. От начала до конца. От слова до слова.

Как полвека назад — в день смерти.

Мы с вами почти не говорили о моей профессии, доктор Шолто, не представлялось случая. О Вителии вы знаете все, обо мне очень мало.

Я — научный журналист. Хороший журналист, говорю без ложной скромности. Пишу о физике и физиках. Астрофизика и космология тоже в зоне моих интересов. Я писала о наблюдениях встречных вселенных, доказывавших правильность хаотической бесконечной инфляции. Я писала об экспериментах на Большом коллайдере, о теориях квазисимметрии, о струнных и М-теориях… Об Эверетте и эвереттике — тоже, но меньше.

До Эверетта физики точно знали, что наша Вселенная — единственная, других нет и быть не может. Что? Видите, вы и сейчас так думаете. А представьте — из собственного опыта. Вы разговариваете с пациентом, проводите исследования и решаете, какое лечение назначить. Вы уверены, что выбрали правильно? Я не сомневаюсь в вашей компетентности, доктор Шолто!.. Изабель… Вы умная женщина и прекрасный врач, вы не можете не понимать, что, возможно, пусть и маловероятно, вы ошиблись, и лечение должно быть другим. А может, есть какой-то третий метод. Или четвертый. Да? Верно? Видите, не просто возможно, но так часто происходит… Вы выбираете. Я назвала близкую вам ситуацию, на самом деле таких жизненных ситуаций каждый день — тысячи. Почитать перед сном книгу или посмотреть телевизор. Поговорить по телефону или… Много, в общем. Когда вы выбираете, все варианты, которые вы отвергли, осуществляются тоже. Все до единого! Даже те, что остались у вас в подсознании. Сознательно вы о них не подумали, но они были возможны. И все осуществились! Без исключения. Только каждый вариант — в другой вселенной. Когда вы делаете выбор, возникают десятки, сотни, миллионы миров, где ваш выбор — иной. Огромное множество вселенных со всеми возможными вариантами вашего выбора.

Что? Вы ухватили суть, дорогая Изабель! Людей много, все выбирают — каждое мгновение. И не только люди. Животные. Растения. Представьте себе — даже камень! Сознания у него нет, но в природе существует множество вариантов даже для лежачего камня: он может пролежать еще века, на него может кто-то случайно наступить и вдавить в землю, дождь может смыть его с места… И даже для каждого атома, каждой элементарной частицы — возможно такое состояние, но возможно и другое, и третье, и миллионы… Осуществляются все — для частиц, атомов, молекул, камней, гор, животных, людей, планет, звезд, галактик…

Эверетт? Он все это и заварил. Новую физику. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году. В своей диссертации. Он писал об элементарных частицах. Когда они взаимодействуют, возможно множество вариантов, но наблюдается всегда только один. А остальные? Перестают существовать? До Эверетта физики так и предполагали. Эверетт сказал: происходит все, но каждый вариант — в другой вселенной. Это и есть идея многомирия.

Эверетт умер в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Девятнадцатого июля. Позавчера исполнилось пятьдесят лет после его смерти. Отчего умер? Сердце. Он был дома один, ночью. Жена и дочь уехали к родственникам. Сын отправился на вечеринку и вернулся утром. Застал отца уже окоченевшим.

Марк Оливер Эверетт, верно. Группа «Ежи». Конечно, это для молодых, хотя Эверетту в будущем году исполнится семьдесят. Он бодр, полон сил и планов, только что вернулся из гастролей по Юго-Восточной Азии.

Но сейчас не о нем. Почему Вита достала книгу из второго ряда, куда никогда не заглядывала? Почему именно книгу Бирна — биографию Эверетта? Почему вырвала страницы? Почему именно эти?

Там — о дочери Эверетта, Лиз. Элизабет. Она очень любила отца, а он не обращал на детей никакого внимания. Вообще. Марк всю жизнь об этом помнил, во всех интервью говорил… Его, естественно, часто спрашивают о знаменитом отце. Отец никогда с ним не разговаривал, ни с ним, ни с Лиз. Марк не знал, чем отец занимался, чем жил. Лиз это мучило, потому что… Наверняка были и другие причины. Причин в таких случаях всегда множество. Она много раз пыталась покончить с собой. Уехала с бойфрендом на Гавайи. Все это есть в книге Бирна. Лиз все-таки покончила с собой — через четыре года после смерти отца. Оставила записку: мол, ухожу в другую вселенную, чтобы быть там с отцом. Может, так и есть, ведь все варианты осуществляются!